Философия субъективности | страница 113

Возвращаясь к вопросу, поставленному в начале этой главы (в каком смысле можно говорить об естественных началах субъективности), ответим так. Естественное не означает отсутствие интенций сознания и деятельности, они безусловно делаю вклад в естественные процессы. Естественные они потому, что при сложившихся условиях жизни и структуре личности желания есть, любить, слушать музыку и прочее кристаллизуются сами собой и сопровождают нашу активность и жизнедеятельность. Да, мы можем блокировать, задержать эти желания и процессы, что повлечет за собой другие естественные процессы. Да, как я старался показать, сами естественные процессы обусловлены в социальном отношении и сформированы культурой. Тем не менее, все это не изменяет того факта, что наша субъективность имеет естественные составляющие. Знание их позволяет лучше понять самих себя, свое поведение и, одновременно, выступает концептуальным моментом самой субъективности. Чтобы лучше уяснить последнее положение, проанализируем природу и содержание такого феномена как сновидения и ряда тесно связанных с ним психических явлений.

Вспомним кейс по поводу Юнга. Сначала у Юнга возникла картина, которую Юнг усилием воли задержал на три дня, а потом отпустил на волю. Что это было: фантазия, сон наяву, галлюцинация? И не предшествовало ли что-нибудь похожее и в остальных двух случаях? Как часто мы что-то воображаем, что потом становится для нас реальностью. Нередко, просыпаясь, мы путаем сновидение с явью. А иногда, даже сталкиваемся с внешне необъяснимыми событиями. Одно из них я хорошо запомнил, не только потому, что оно испугало меня, но как раз в силу его непонятности.

Сейчас с улыбкой вспоминаю эту историю, хотя тогда, конечно, мне было не до смеха. Окончив школу я поступал в МИФИ, но провалился на экзаменах. Я стал работать под Москвой на станции Долгопрудная. Снимал койку в еврейской семье, куда меня устроил дедушка. В комнате жили еще трое мужчин, метеорологи, приехавшие на курсы по переподготовке. Их сон был расстроен раз и навсегда по причине профессионального образа жизни. Ночью они просыпались, зажигали свет, разговаривали о жизни и так курили, что из-за дыма папирос не было видно лампочки.

Вероятно, я переутомился, уже несколько дней не просыпался от полностью заведенного большого будильника, точнее просыпался ровно через пять минут после звонка. В таком состоянии, еще не совсем проснувшись, я пошел в час ночи на работу. Было совершенно темно. Когда стал переходить линию электрички, то увидел, как от станции отошел поезд. Его фары-прожектора мощно разрезали темноту, и вдруг я обомлел. В свете фар электрички значительно быстрее, чем она двигалась, бежал черт. Он был огромный, метров 5–6, весь черный с длинным хвостом. От страха остановилось сердце, я стоял как вкопанный. Черт добежал до ближайшего ажурного столба, на котором висели провода электропередачи, мгновенно вскарабкался по нему и пропал в темноте.