Услышав это, я облегченно вздохнула и, улыбнувшись, произнесла:
- Спасибо за галерею и магистратуру.
Скорее всего успех выставки, координатором которой я являлась, и мои уверенные ответы на приеме в посольстве тоже сыграли свою роль в решении Ричарда - они стали своеобразным экзаменом, пройдя который, я перешла на новую ступень своего развития.
Барретт на мою благодарность ничего не ответил, опять погружаясь в работу, а мы продолжили наш ужин-завтрак, пока Боинг стремительно приближал меня к новой жизни дома.
Мы прилетели домой в поздним вечером. Сиэтл встретил нас холодным ноябрьским дождем. Над нами распахнулся купол зонта, и мы начали спускаться по трапу к ожидавших нас машинам.
Ричард был в пальто нараспашку, отдавал распоряжения по телефону, рядом суетилась охрана с Латом, перенося наш многочисленный багаж, и мне вспомнилось наше возвращение из Азии.
“Дежа вю какое-то”, - отметила я, крепко держась за руку Ричарда, чтобы не поскользнуться, пока он вел меня к машине, продолжая разговор.
- Пусть подъезжает сейчас ко мне в пент с документами, - уверенно говорил он, подсаживая меня в высокий джип.
Все еще удерживая Ричарда за предплечье, я почувствовала, как на мою руку упала свинцовая капля, и улыбнулась - теперь я не боялась этого холодного тяжелого дождя, напротив, он мне нравился.
Чаще всего, когда Ричард оставался в пентхаусе, я спала чутко. В этот раз я проснулась от того, что мне снилось, будто я задыхаюсь. Так и оказалось на самом деле. Открыв глаза, я резко повернула голову и вдохнула полной грудью.
Обычно я засыпала, прижавшись к своему мужчине, и иногда, во сне, Ричард, поворачиваясь на бок, вжимал меня в матрас, перекрывая кислород тяжелой рукой. Это было не в первый раз, когда я, подмятая Барреттом, просыпалась от того, что мне не хватает воздуха. Я осторожно вдохнула, желая только одного - не разбудить своего мужчину после очередного загруженного дня и, откровенно говоря, мне не хотелось, чтобы он выпускал меня из своего пространства. Я улыбнулась - ребро оно и есть ребро. И пусть мне не хватало воздуха, на грудную клетку давила тяжесть, было жарко, как в адовом пекле, и я не могла пошевелиться, но мне было неимоверно уютно, вот так лежать, придавленной Барреттом, и слышать его ровное дыхание.
Вдох - выдох. Вдох - выдох. И мое сердце, настраиваясь на этот ритм, начало стучать в унисон.
Вдох - выдох. Вдох - выдох. И моя кожа, чувствуя жар его руки, казалось, начинала гореть.
