В течение XIX в. и значительной части ХХ в. настроения колониального национализма питали стремление к отмежеванию Австралии от Англии и Европы. Затем, когда последние связи с империей были разорваны, даже этот способ отличать отпрыска от родителя утратил смысл. На его месте выросла идея Австралиии как пристанища для всех желающих со всех частей света. Эта идея взрастила принципы мультикультурного общества, сформировавшиеся в последние десятилетия ХХ в., и еще глубже подорвала фундаментальное значение 1788 г. Размытость истоков превратила австралийскую историю в рассказ о путешествиях и прибытиях, давно ставший общим достоянием и бесконечно повторяемый. Но эта смутная история имела слишком условный характер. Она не отвечала потребности в эмоциональной составляющей и не могла успокоить совесть. Желание иметь объединяющее национальное прошлое, которое связало бы людей с этой землей, было подавлено ощущением отсутствия корней и новизны, лишенной глубины. Стремление к собственной национальной культуре, принадлежности к ней было отвергнуто изначальной узурпацией. История колонизации уступила истории вторжения.
К концу ХХ в. было уже невозможно дальше поддерживать вымысел об Австралии как о terra nullius, где до ее заселения в 1788 г. не обитал человек, где не было ни законов, ни власти, ни истории. Существование альтернативных истоков стало очевидным. В Австралии или, вернее, на части древнего материка Сахул — крупного острова-континента, простиравшегося на север до Папуа — Новой Гвинеи и охватывавшего современный остров Тасмания — существовала цивилизация, уникальная по своей долговечности. Она была заселена, по меньшей мере, 40 тыс. лет назад. Приобретавшая все более широкое признание, намного более объемная история Австралии нашла отклик в сознании людей конца ХХ в. В этой истории обнаружились древнейшие и богатейшие образцы социальной организации, экологических приемов и методов, языков, искусств, духовных верований. Усвоив аборигенное прошлое, некоренные австралийцы обрели чувство принадлежности к своей стране.
Однако для них это было связано не просто со стремлением к примирению и гармонии, а с тем, что они находились лицом к лицу с аборигенами. Открытие более давней истории и возрождение аборигенной организации и культуры происходили одновременно, при этом один процесс подпитывал другой, и все же у каждого из них была своя динамика. Для аборигенов и островных народов пролива Торреса европейское вторжение было травмирующим событием с далеко идущими последствиями для их образа жизни, здоровья, благосостояния и самой идентичности. Но их история — это также и история выживания, сохранения обычаев и традиций, рассказов и песен, в которых они содержались. Хотя, приобретая известность, культура аборигенов привлекла внимание к проблеме их выживания и принадлежащих им прав; уступать кому-нибудь контроль над ней они не желали.
