Счастливое Никогда. Уютное Нигде | страница 49
Она скользнула взглядом по рельефной груди:
- Уйдешь?
Элиджар кивнул:
- Придется. Ты же не соглашаешься на Единение. Встанешь на ноги, подрастет Дениор...
- Ага, в приюте. "
Вот и лимбрий вызывал у нее странные чувства, и сын... Меридит гнала от себя мысли о том, что одного придется отпустить, а другого отдать. Постоянно твердя себе, что так будет лучше для всех, запирала на замок мечущуюся душу и окровавленное сердце.
Кто Элиджар для нее? Просто случайный помощник. Кто она для оборотня? Просто временное пристанище. Скоро зима, а зимы в этой части Мейрда ветреные, жестокие, малоснежные. Такие же выматывающие, как и жаркое лето.
И хоть холода не боится зверь, а все ж таки в тепле лучше, проще и удобнее. Пусть и в чужом доме, с чужой женщиной, с чужим ребенком.
И сын тоже... Крохотное, прожорливое, крикливое существо. Теплое и жадное. И беспомощное...
Что с того, что мягкие, детские волосы цвета угля, а глаза серо - голубые, как первые, весенние цветы аттиса? Что с того, что напоминает он о тех жестоких, полных боли ночах и мраморных днях...
Глупости. Ничего не напоминает! Ни о каких ночах. Он еще маленький и слабый! Бросить его - последнее в мире зверство.
- Ты что плачешь, Меридит? - тяжелая рука легла на плечи - Болит что - нибудь? Давай к Марте, хорошо? Тут без нас управятся. Да что ты плачешь - то?
Очень странно, что слезы. Наверное от дыма и ветра?
- Так, ничего. - она утерла слезы - Дениора кормить пора. Я пойду, наверное?
Элиджар кивнул:
- Сейчас поедем. Не ходи одна, я сейчас.
Домик старой знахарки недалеко и добираться недолго. Когда вернулись, мальчик еще спал, утонув в огромной бабкиной подушке. Когда вошли, Марта возилась у печки, помешивая что - то в огромном горшке. По избушке витали запахи вареного мяса и укропа.
- Спит малец! - протянула старуха, пробуя варево на вкус - Спит, как мишка в берлоге. Давайте, проходите быстрей. Сейчас поешьте, а потом кормить дите. Не будите пока!
Обед был простым, но вкусным. Может, потому что промотавшиеся весь день по холоду, настеганные ветром тела требовали пищи и отдыха? А может, настеганные души требовали тепла и заботы?
Не знаю я... Только, глотая ложку за ложкой деревенский гуляш - крупно нарезанный картофель, утопающий в крепком мясном бульоне, искрящемся блестками жира, пересыпанный крошками специй и луковыми кольцами, оживали они.
С каждой ложкой, с каждым куском мяса, с ломтем серого хлеба, глотком травяного чая, вливалась жизнь.