Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история | страница 18



Живот квакнул, напоминая, что фантазии это хорошо, замечательно, но нельзя ли как-нибудь поторопиться и сообразить насчет пожрать? Я вздохнул и продолжил прогулку.

Стопы свои я направлял в сквер, который находился через улицу от меня. Сам по себе он, конечно, не мог помочь мне ни с едой, ни с деньгами, ни с документами — то есть со всем тем, чего мне сейчас остро не хватает — зато там наверняка найдутся люди, которые подскажут заблудившемуся приезжему, где находится железнодорожный вокзал. Зачем мне вокзал? Ну, сам по себе он мне без денег неинтересен, зато там можно попробовать пристроиться на ночную разгрузку вагонов, что позволит получить какие-никакие, но деньги. Желудок намекнул, что деньги за вагоны я получу только ночью, значит, поесть смогу только утром. А до этого? А до этого придется вспоминать книгу Пола Брэгга "Чудо голодания"[1]. Никто еще не умирал от того, что не поест денек.

К сожалению, других способов добыть денежку я пока не вижу. Найти работу без документов невозможно — по крайней мере, в аналоге СССР пятидесятых — а чтобы продать что-то ненужное, как известно, нужно сначала купить что-то ненужное. А у меня денег нет. И клад искать тоже не вариант: дядя Федор-то его по точной наводке откопал.[2]

С криминалом же я связываться не хочу. Не в силу высоких моральных качеств, а из чистого расчета. Воровать я не умею, значит, быстро попадусь, а значит, это та самая дорога в психушку. Только не в два этапа, а в три: преступление-милиция-больница. Мне тогда уж проще сразу сдаться. Не-ет, я еще подергаю лапками[3]. Так что привлекать внимание правоохранительных органов к своей непонятной личности мне никак нельзя. Даже дорогу на красный свет лучше не перебегать.

Как раз светофора поблизости и не наблюдалось. Я остановился у "зебры" и задумчиво поднял взгляд. Все-таки городок, где мне повезло очутиться — глубоко провинциальный. Даже улицы: никакого сравнения с петербургскими ущельями. Обычные оштукатуренные стены.

Хотя, вон на том доме, что на углу через улицу, на фронтоне — барельеф. Герб. Похожий, конечно, на советский, но…

Вместо серпа и молота — пентаграмма.

Вообще-то называть советские пятиконечные звезды пентаграммами — грубая ошибка. Даже Бушков как-то промахнулся, назвав Звезду Героя "золотенькой пентаграммой"[4]. Нет, пентаграмма, конечно, это пятиконечная звезда, но то, что селедка — рыба, не означает, что каждая рыба — селедка. Звезда — это плоская фигура, пентаграмма — набор линий. То, что вы рисуете, когда хотите нарисовать пятиконечную звезду — это пентаграмма, а вот если вы вырежете свой рисунок по контуру, он станет звездой. Чтобы ваша вырезанная фигура могла с полным правом называться пентаграммой, придется вырезать у нее внутренности, оставив только тоненькие границы линий. Или выгнуть ее из проволоки.