— Александр, что же делать? — испуганно всплеснула руками красотка.
— Все в порядке, Элиза. Это нормально. Чувства и память восстанавливаются в последнюю очередь.
— Не плачь, деточка, — утешал меня мужчина, словно пушинку подхватывая на руки. Будто и не было на его руках ноши, он бодренько, несмотря на свой возраст, поднялся по одной, спустился по другой лестнице и понес меня по тому самому коридору, по которому еще недавно гнали меня два кошака.
Женские каблучки бодро цокали рядом, а позади слышалось сопение юных льва и тигра.
Меня внесли в огромную, невероятно огромную светлую комнату и уложили на мягкий кожаный диван.
— Элиза, ты распорядилась, чтобы подготовили гостевую комнату?
— Ох, прости, милый. Я что-то растерялась, — проворковала она нежным голоском, а затем совсем не по-женски, а грубо, по-звериному зарычала. Вдалеке послышались торопливые шаги, хлопанье дверями.
Это она так распорядилась?! Папочка, куда же я попала!
Вероятно, последние слова я сказала вслух, потому что "милый Александр" тотчас повернулся ко мне.
— Папа? Кто твой папа, детка? Как его найти?
Разве можно такие вопросы задавать испуганной сиротке? Я снова заплакала. Непривычно участливое обращение со мной определенно выбило меня из колеи. А еще мне так стало обидно — я здесь лежу одна, а у них семья такая… такая… Я пуще прежнего зарыдала, и понимая, что словами объяснить причину своей истерики не могу, попыталась объяснить жестами. Руки стали понемногу меня слушаться, и я тыкала сжатым кулачком в портреты, висевшие на стене — нежно прильнувшие друг к другу Элиза и Александр, их дети — лева и тигряша, так похожие на них в человеческом обличии. Правда, мужчины, грозно смотревшего с еще одного портрета, сейчас в комнате не было, но его сходство с Александром было очевидно.
Икая, слезливо что-то бормоча и тыкая в портрет неизвестного, я попыталась объяснить, как меня тронуло сходство отца и сына.
— Ох, папочка, как он похож на вас, — наконец я смогла четко сформулировать то, что так меня растрогало.
— Папочка? — недоуменно переводил пожилой мужчина глаза с меня — на портрет неизвестного, и обратно. — А что это у тебя?
Он осторожно, но настойчиво взял меня за непослушный кулачок и разогнул сопротивлявшиеся пальцы. Вынув листок из моей ладошки, он внимательно рассматривал изображение, поглядывая на меня и все больше хмурясь. Я не видела, что там было изображено, я вообще еще не успела рассмотреть доставшийся мне дневник бабули.
