Она проверяла меня, но я сказала, что хочу побыть одна.
Кровать прогибается, когда кто-то садится на край.
Сильный кедровый запах выдает его еще до того, как он заговорит.
— Сара сказала, что ты сегодня неважно себя чувствуешь? — спрашивает папа своим обычным спокойным тоном.
Я издаю утвердительный звук, не меняя положения.
Слева от меня доносится вздох. Это не раздражение, а скорее смирение, или что-то подобное. Он издает один и тот же звук каждый раз, когда приходит ночью поправить мое одеяло.
Это единственная привычка папы с тех пор, как я переехала в этот дом.
Каждую ночь он поправляет мое одеяло, будто я ребенок, и шепчет: «Спокойной ночи Звездочка».
Я всегда притворялась спящей, а может, он приходит только тогда, когда думает, что я сплю.
Он делал это религиозно, даже по ночам, когда задерживался на работе допоздна. Единственное время, когда он пропускает свою привычку, — это когда он за границей. Но даже тогда он посылает мне сообщение с пожеланием спокойной ночи.
Когда он пришёл прошлой ночью, я подавила желание обернуться и заплакать в его объятиях. Я все еще испытываю искушение сделать это сейчас, но останавливаю себя.
Его «Спокойной Ночи» не отцовские, они обязательны.
Воспитание папы и аристократическое имя и фамилия это все о манерах и этикете. Уверена, что он и Николь желает «Спокойной Ночи».
— Это из-за аварии? Тебе снятся кошмары? — спрашивает он. — Я позвоню доктору Эдмондсу.
Психотерапевт — решение папы от всего.
— Нет, я просто кое-что потеряла.
Например, мое достоинство.
— Посмотри на меня, Астрид.
Я качаю головой, еще больше погружаясь в себя.
— Что-то случилось в школе?
Я могу рассказать ему обо всем. Папа, скорей всего, сообщит в школу, и что тогда? Было темно, а они не настолько глупы, чтобы оставлять улики. Это только вызовет еще больший гнев.
Проклятье. Не могу поверить, что я так легко от них прячусь.
Но что дает мне сила, кроме того, что я снова и снова переживаю свой кошмар?
Я не могу вернуться в те ужасные воспоминания о несчастных случаях. Я просто… не могу.
— Ты можешь закрыть это дело? — тихо спрашиваю я.
— Почему? — папа что-то подозревает. — Ты так настаивала на том, чтобы они заплатили за всё.
— Я просто… это того не стоит. Я, наверное, не вспомню.
— Посмотри на меня, — повторяет он, и я качаю головой. — Астрид Элизабет Клиффорд, ты уберёшь это одеяло или нет?
— Я хочу побыть одна.
В одно мгновение я свернулась калачиком в безопасное одеяло, а в следующее, оно исчезает. Я пытаюсь натянуть одеяло на голову, но папа держит его вне досягаемости.
