К черту Викторию за ее намеки, что мама не заботилась обо мне. Она была и мамой, и папой в одном лице.
Я восхищалась ею за то, что она вырастила меня сама и была всем, в чем я нуждалась.
Когда я впервые проявила интерес к рисованию, мама не спала всю ночь позируя для меня. Когда у меня были плохие дни, она брала меня в дальние поездки, только мы вдвоем.
Мама была моим миром, в то время как папочка жил со своей настоящей семьей.
— Это хорошо, что не приходилось, — продолжает Виктория.
— Да. Мама, знаете ли, зарабатывала на жизнь. Она не высасывала деньги своего лорда-мужа.
Верхняя губа Виктории дергается, и я улыбаюсь про себя.
Маленькие победы.
— Астрид Элизабет Клиффорд.
Я вздрагиваю от убийственно спокойного тона папы. Если он называет меня полным именем, то не одобряет моих слов.
Не то чтобы он действительно одобрял меня.
Моя вилка звенит о тарелку, когда я слегка поднимаю голову, встречаясь с его карающими зелеными глазами. Явное доказательство того, что я его дочь. Что его гены участвовали в создании моих.
Через несколько недель мне исполнится восемнадцать, но я все еще чувствую себя такой же маленькой, как семилетний ребенок, который умолял его остаться. Глупый маленький ребенок, нарисовавший его в качестве первой детской картины.
Генри Клиффорд по-прежнему силен и хорошо сложен, для человека, которому за сорок. Его темно-каштановые волосы, еще одна вещь, которую я унаследовала, зачесаны назад, подчеркивая сильный лоб и прямой аристократический нос.
Его отглаженный темно-синий костюм льнет к телу, словно он родился в нем. Я, его точно не помню без костюмов.
Когда я была ребенком, я чувствовала себя не в своей тарелке, когда он появлялся.
Теперь он просто пугает меня.
Не знаю, когда он перестал быть моим отцом и стал его тенью.
Виктория кладет свою руку поверх папиной с тошнотворно сладкой улыбкой, которая вызывает у меня диабет.
— Все в порядке, дорогой. Она скоро поменяет свое мнение.
Убейте меня сейчас.
— Доброе утро!
Ветерок крепких вишневых духов, должно быть стоило еще целое состояние, проносится мимо меня.
Николь целует маму и моего папу в щеки, прежде чем сесть слева от папы.
Мы носим одну и ту же школьную форму, но она каким-то образом делает ее более элегантной с отглаженной синей юбкой и рубашкой, закатанной поверх пиджака КЭШ. Ее светлые волосы ниспадают волнами до середины спины, будто о каждой пряди заботятся отдельно.
Конечно, в отличие от меня, Николь не ест как свинья. Она не торопится есть и сейчас, она мило, разговаривает со взрослыми о предстоящих тестах и школьных мероприятиях.
