От Ревеля лодки шли, оставляя слева по курсу берег, ныряя на перископную глубину при появлении каждой посудины. Таковы требования программы.
Почти неделя ушла на имитацию постановки мин у входа в гавани Пилау и Данцига. В порты лодки не заходили, но фарватеры изучили неплохо, и на якобы выставленных ими минах вполне могли подорваться корабли Кайзерлихмарине, и не только корабли, но и гражданские суда.
Если бы не Птичкин, Гарсоев вряд ли стал так скрупулезно выполнять программу, тем более «атаковать» пассажирские пароходы, но двадцативосьмилетний руководитель похода был неумолим:
«Сказано, топить все водоизмещением более ста тонн, значит, будем топить к чертовой матери. Главное, чтобы топилка не затупилась. Неограниченная война, господа, это не только статейки в военных журналах», — ворчал странный заводчанин, от которого за версту несло наемником.
Что такое неограниченная война подводники знали, но одно дело читать статейки и совсем другое чтить требования Гаагской конвенции 1907-го года в части ведения военных действий на море. Сам же Птичкин оказался потомственным архангельским помором, в шестнадцать лет, пересекший с родителем Белое море на рыбацком баркасе, но с весьма специфичным боевым опытом. К чести руководителя похода, свои людоедские высказывания он никому не навязывал. Более того, «сухопутный командир» незаметно расположил к себе экипаж подлодки. В результате у Гарсоева нет-нет, да и закрадывалась мысль, что в этом походе не столько испытывались технические новинки, сколько осваивалось их боевое применение в самой жесткой форме!
К Рюгену подошли утром двадцать пятого июля. От северной оконечности острова до Копенгагена восемь-десять часов хода. Можно сказать, «рукой подать», но все карты спутали учения германского флота. Два десятка тральщиков в сопровождении трех эсминцев трое суток с чисто тевтонской дотошностью днем и ночью вылавливали несуществующие мины, вынуждая российские лодки играть с немцами в прятки под водой. Благо, что система РДП позволяла не расходовать поглотитель углекислоты и ресурс аккумуляторной батареи. В такой ситуации антенну дальней связи решили не разворачивать.
Огни Копенгагена стали открываться около двух ночи двадцать девятого июля. Последние полтора мили их скрывал остров Сальтхольм. Еще пятнадцать-двадцать минут и можно ложиться на обратный путь.
— Ваше благородие, впереди, слева двадцать, шумы, — в размышления Гарсоева вмешался резкий голос акустика.
