"Открой чемодан и рюкзак", рявкнул один из охранников.
Я подчинился.
Охранники принялись обшаривать их. Один из чиновников в форме спросил: "Сума как куджа амади?" (Откуда вы прибыли?)
"США", ответил я на фарси.
"Зачем?"
"Чтобы навестить моего отца. Он болен".
"Как долго вы планируете оставаться?"
"Две недели. Может быть, больше".
"Чем вы занимаетесь в Соединенных Штатах?"
"Я работаю на бензоколонке у моего брата".
"Чем вы занимаетесь на заправке?"
"Я заливаю бензин".
Высокопоставленный чиновник изучил мой паспорт и сказал: "Лахиджи. Кем вам приходится Юсеф Лахиджи?"
"Вы имеете в виду полковника Лахиджи?" ответил я.
"Да".
"Он мой дядя".
Лицо старшего чиновника расплылось в улыбке. Он похлопал меня по спине и сказал: "Куш амади, Чангиз Хан" (Добро пожаловать, господин Чангиз).
Я испытал такое облегчение, что обнял его. "Мерси".
"Вы привезли нам что-нибудь из Штатов?" спросил он с кривой улыбкой.
"Только мою любовь к Ирану".
Он махнул рукой, делая знак проходить. Выйдя из терминала, я увидел хорошо одетого мужчину лет тридцати с небольшим, держащего табличку с моим именем. Он представился как Масуд. Когда мы ехали в его BMW 5-й серии, он объяснил, что раньше работал в американском посольстве и спросил, чем я занимаюсь в Соединенных Штатах.
Я повторил тот же ответ, что и раньше. "Я работаю на заправке у моего брата".
Он казался хорошо образованным и социально безупречным. Если он что-то и знал о моем задании, то не подал вида. Но он сказал: "Ни о чем не беспокойтесь. Мне тоже не нравится нынешний режим. Я хочу быть свободным".
По дороге в отель я попросил его проехать мимо посольства США. Снаружи я видел тротуары, заполненные людьми, одетыми в черное или оттенки серого. Женщины носили хиджабы (накидки на голову). Казалось, весь цвет и радость жизни ушли из них. И остались лишь серьезное, мрачное выражение на лицах, темная одежда и бороды. Названия улиц поменяли в честь мучеников и мулл.
С раннего возраста я научился не доверять святошам. Они казались мне жуликами и лицемерами, торгующими религией как способом получить контроль над людьми. Теперь я смотрел, как они гордо выступают по тротуарам в своих длинных одеждах и с бородами.
Еще я видел множество неряшливо одетых солдат и полицейских. Когда мы проехали по Саут-Моффатте-стрит и приблизились к стадиону Шахид Шируди, слева от нас показался большой комплекс американского посольства, состоящий из нескольких зданий. Огромный плакат на заборе восьмифутовой (2,4 м) высоты провозглашал смерть Америке.
