Когда мы проезжали мимо американского посольства, я увидел унылое, непривлекательное, желтоватое здание, заколоченное листами фанеры. Большой латунный герб США над входом был грязным, но целым.
Мы двигались беспрепятственно, моджахеды не выказывали страха. Я тоже старался ничего не показывать, однако был до смерти напуган. Проведя день, осматривая город и аэропорт, мы повернули обратно и вернулись в Чаман. Когда мы вернулись, мой капитан ждал меня, скрестив руки на груди, и выглядел разъяренным.
"Тебя не было пять дней. Где ты, черт возьми, был? Мы волновались".
"Сэр, моджахеды предложили свозить меня в Кабул".
"Вы ездили в Кабул? Ты с ума сошел?"
"Все в порядке, капитан. Я вернулся, и я добыл кое-какие хорошие сведения".
К счастью, я не понес наказания. Поскольку я уже побывал в Афганистане, капитан поручил мне и пяти другим операторам спецназа сопровождать полдюжины таджикских моджахедов в их лагерь в Панджшерской долине к северу от Кабула. Мы снова без проблем прошли через блокпосты талибов и русских, и после полутора дней езды по разбитым дорогам прибыли в большое расположение, занятое примерно 2000 антисоветских боевиков.
Как мы это уже делали на юге, мы с товарищами по команде на протяжении месяца проводили курсы разведки, партизанской тактики и обучения обращению с оружием.
Горная местность, которую мы ежедневно патрулировали, была чрезвычайно сложной, но ополченцы привыкли к ней и карабкались, как неугомонные горные козы. Услышав рев приближающихся советских вертолетов Ми-23 и Ми-31(4), они не паниковали, а быстро искали укрытие. Любопытно, что пока мы были там, Советы ни разу не напали на нас и не атаковали расположение, которое было слишком большим, чтобы его можно было скрыть.
Во время нашего пребывания там в расположении появлялся лидер таджиков, легендарный Ахмад Шах Масуд, которого с любовью называли "Лев Панджшера". В то время ему было около тридцати, и он пользовался большим уважением как блестящий военный стратега и гуманист, целью которого был независимый, прогрессивный Афганистан, где женщины будут иметь равные права наряду с мужчинами.
Крепкий, обаятельный человек с невероятным магнетизмом, он был одет лишь немногим лучше своих людей: в рубашку западного покроя, военную куртку и шапку пакол. В первый раз, когда я представился ему как Чангиз, он сел рядом и попросил меня прочесть стихи.
"Мне очень жаль, Шах. Я не знаю никаких стихов", ответил я на дари, назвав его "шахом" в значении "вождь" или "король", чтобы выразить свое уважение.
