— Извините, — смутился дизайнер и опустил глаза. — Случайно вышло.
Он повернулся и размашисто зашагал к лестнице на второй этаж.
— Странный он всё-таки какой-то… — глядя в удаляющуюся спину, сказала Марьяна и достала сигареты. — Ещё один закоренелый холостяк, блин.
Я тоже закурила. Рабочие выходили дымить на улицу, чаще в беседку, а мы, девушки, позволяли себе делать это в доме.
От речей Саввы мне снова стало не по себе, и лишь бы не молчать, я спросила:
— Так он не женат?
— Не-а. Мне кажется, даже не встречается ни с кем. А ты что, и его охмурить решила? — криво усмехнулась Марьяна.
— Ага, я ж тут, походу, штатный суккуб, — огрызнулась я. — Просто интересно. Своеобразный такой молодой человек…
— Да, интересный. Только диковат малость. Когда к нам работать пришёл, девки наши кипятком уссались. А он вообще ни в чью сторону не посмотрел, — она неопределённо повела плечом. — И на педика, вроде, не похож… Блаженный, одним словом. Но талант, — Марьяна вздохнула, выбросила окурок и, попрощавшись, отбыла восвояси.
Собственно, и мне здесь делать было нечего. Но я всё крутилась, не в силах уйти. Прежняя тревога накатила с новой силой, и мне очень захотелось поговорить с Саввой. Но он был занят беседой с прорабом, который почему-то постоянно норовил сделать что-то не так, как требовала авторская задумка. Не то чтобы разногласия были глобальными, но как я уловила из их разговоров, прораб — крепкий молодой мужчина с красивым, но немного злобноватым лицом, периодически пытался схалтурить на мелочах, из-за чего и возникали стычки. Прораб злился, орал и грязно ругался, а Савва терпеливо раз за разом пытался донести до него мысль, что безупречность не терпит мелочей.
Встревать в очередную разборку было неловко и я, стремясь себя чем-то занять, подрядилась съездить в магазин за какой-то ерундой, а потом кипятила чайник и наливала всей братии кофе.
Наконец, когда строители во время перерыва вышли на очередной перекур, а дизайнер устроился на широком низком подоконнике с книгой в руках, я решилась подойти к нему с мучившим меня вопросом.
— Скажите, Савва, — обратилась я, — а что вы знаете об Апокалипсисе?
— Что? — он оторвался от книги и недоумённо посмотрел на меня.
Затем отложил фолиант и встал. Теперь он возвышался надо мной, внимательно вглядываясь в моё лицо. Я снова подивилась, как меняется цвет его глаз — сейчас радужка была пронзительно-голубой, как чистейшей воды драгоценность.
На миг меня охватило ощущение, что сейчас я узнаю нечто важное, что-то такое, чего ещё не знает никто.
