Я кивала, стиснув зубы от боли в ноге, будучи даже не в состоянии поддерживать разговор, и Старосельцев это быстро уловил.
— Мария Сергеевна, если у вас есть двадцать лишних минут, мы заедем в одно место, хорошо?
Я в очередной раз кивнула, поскольку мне было уже все равно, и Антон лихо свернул в какой-то переулочек, проехал через двор и тормознул перед тихой и темной парадной. Перегнувшись через меня, он каким-то чудом умудрился открыть дверцу со стороны пассажирского места и, обежав машину, подал мне руку:
— Прошу!
— Куда? — слабо запротестовала я.
— Ножку полечим…
Я, к собственному удивлению, послушно вылезла из машины, тихо постанывая. Может, хоть какое-то облегчение наступит, все равно, куда мы идем…
— А куда мы идем?
— А тут живет одна хорошая женщина. Она лечит немножко, сглаз снимает, вам сразу станет легче.
— Я в это не верю, — предупредила я, опираясь на руку Антона.
— Ну и не надо, — ответил он, бережно ведя меня в парадную. Грешным делом, у меня мелькнула мысль о том, что если он сейчас достанет нож, я даже не смогу убежать, но мысль эта тут же растворилась в приступе боли, когда я занесла ногу над ступенькой.
Со стенаниями мы добрались до последнего этажа, и Антон позвонил в обшарпанную дверь, из-за которой доносился собачий лай.
Нас даже не спросили, кто там. Дверь распахнулась, и я увидела на пороге худенькую девушку в черном свитере, абсолютно ненакрашенную, с хвостиком светлых волос.
— Привет, Антошка, — сказала она тихим голосом отличницы.
— Привет, Стелла, — отозвался Старосельцев. — Вот привел тебе человека полечить.
— Понятно, — сказала Стелла. — Проходите.
Из-за ее спины рвался нас поприветствовать огромный вонючий ньюфаундленд. Мы прошли в тесную прихожую и оказались в заставленной всевозможным скарбом квартирке. Приоткрылась дверь, из комнаты высунулся малец лет пяти, в трусиках и босой, и тут же закрыл дверь.
— На кухню? — спросил Антон.
Стелла кивнула.
Кухня на своих пяти метрах вмещала, помимо горы кастрюль, банок с домашними заготовками, каких-то кульков и мешков с картошкой и морковкой, еще и клетку, накрытую одеялом, под которым что-то время от времени кукарекало, и черного кота, сидящего на подоконнике. Я потянулась погладить его, но моя рука наткнулась на что-то жесткое, а кот не шелохнулся.
— Чучело, — сказала Стелла, и пригласила: — Садитесь.
Я с трудом втиснулась на захламленный диванчик, и Стелла положила передо мной листок бумаги и ручку.
— Будете записывать, — пояснила она. — Кофе с сахаром пьете?
