Нильские тени | страница 34



Тишина накрыла Киву. Джо, погрузившись в раздумья, смотрел на землю. Трое посетителей ждали его решения. Прежде чем снова заговорить, он полез под одеяло и рассыпал перед ними кукурузную муку.

— Последний раз я видел его перед самым отъездом из Иерусалима, как раз на исходе двенадцатилетней игры в покер. Была зима и шёл снег, и Стерн был обут в ужасные старые ботинки, те же самые, что были на нём в Смирне, когда мы оказались там во время резни в 1922-м. Сколько сотен миль он прошел в этой обуви, чтобы попасть в Смирне в тот ад огня, криков и смерти? Так вот, после Смирны прошло более десятка лет, и мы встретились в Старом городе, в грязной арабской кофейне, куда, бывало, захаживали в прежние времена. Холодное и пустое место, голое и безрадостное, бесплодная маленькая пещерка, поздняя ночь, и мы вдвоем жмёмся у свечи, попивая за разговором жалкий арабский коньяк. И шёл снег, когда он появился шаркая в ночи, руина человека. И он улыбнулся своей таинственной улыбкой и сказал, «Как хорошо видеть тебя снова», и я взглянул на него, и мне захотелось закричать, вот и всё, просто прокричать ему те вопросы, на которые у него найдутся лишь печальные грустные ответы… Как это происходит, Стерн? Как мужчина может выбрать такую жизнь? В каком аду ты живёшь? И ради чего? Зачем? Но я не закричал, не тогда. Вместо этого вытащил сверток с деньгами, потому что у меня они были, и положил его на стол рядом с его рукой. Это всегда самый простой способ общаться с людьми. Я имею в виду, он был передо мной спустя все эти годы, что мы не виделись после Смирны. Он всё так же торил свой путь в том же старом плаще, в той же кошмарной обуви, неся пожизненную каторгу, но ещё пытаясь улыбнуться так, чтобы разбить твоё сердце, и какая ему от такой жизни польза, что такое он волок на себе, я вас спрашиваю?

— Что, ради всего святого?

— То же самое, что и всегда. Мечты — вот и всё. С ним были его мечты; такие, полагаю, были и у всех нас. Я знаю, имел такие и я. Но Стерн никогда не перестанет мечтать. Неважно, насколько это бесполезно, неважно, как это уничтожает его, он продолжит свои безнадежные мечтания. Просто без толку, вообще не переубедить; только верить, не рассуждая. Великое мирное новое государство на Ближнем Востоке? Мусульмане и христиане и иудеи живут все вместе в Великом новом государстве со столицей в Иерусалиме? Все эти жалкие представители безумной расы, мирно сосуществующие в любимом Стерном мифе об Иерусалиме? Священный город для всех? Никакой надежды на это нет. Никакой надежды. В Иерусалиме нет надежды на реальность мечты Стерна, нет надежды ни там, ни где-нибудь ещё под солнцем. Но Стерн продолжает верить несмотря на то, каковы реальные люди, а ведь он знает какие они, лучше, чем большинство из нас, он знает. И тем не менее стоит на своём. На рассвете, пошатываясь, пуляет в свою кровь немного морфина, чтобы преодолеть, как он говорит, «ещё одно пришествие света». Так что да, у нас были совместные времена, у Стерна и у меня, и они были одними из лучших и худших, которые я когда-либо пережил. Потому что когда ты мечтаешь так же, как Стерн, когда ты смотришь так высоко, надо не забывать оглядываться и в другую сторону, прямо в самую чёрную из чёрных. И иногда ты оступаешься, иногда это случается. И когда вы начинаете падать, это глубоко, как навсегда, и нет никакого конца тьме… — Джо остановился. Он указал на неглубокую ямку в земле рядом с алтарем. — Видите это? Здесь, в Кива, это углубление представляет выход из предыдущего мира хопи сюда. А подъём по лестнице — вход в следующий мир. Хопи говорят в одном из своих преданий, что в мире есть свет дня потому, что ночью Солнце завершает свой круг, путешествуя с запада на восток через подземный мир. — Джо нахмурился. — Грустно говорить, но не может быть света без тьмы. Кажется, мы не можем растянуть наши души под солнцем, согреть, не поплутав прежде в ночи и не познав ужасной тоски. И я полагаю, что это может быть связано с круговым путешествием Солнца и с природой Солнечного колеса, которое всегда было нашим символом жизни и надежды, самым древним из всех. И это хороший символ, и настоящий, но колесо вращается, и у него есть спицы, а спицы на солнечном колесе располагаются крест накрест. Солнечное колесо… свастика, этот вращающийся символ креста становится таким же сложным и противоречивым, как и сам человек. Жизнь и смерть в одном и том же символе. — Джо тёрся о землю перед собой, ощупывая её, поглаживая.