– Ты сама меня без мужа родила!
– Не смей сравнивать!
Мать побагровела – как всегда, когда заходил разговор о моем отце. Она никогда не рассказывала мне, чья я дочь, даже имени мужчины, который поучаствовал в моем появлении, ни разу не упоминала.
Вот и в этот раз: подбородок вверх, брови нахмурены, губы сжаты:
– Ты меня попрекать будешь, что я тебе жизнь дала? Корова неблагодарная! Вырастила на свою голову! – Елена Ефимовна села на любимого конька, и минут пять рассказывала, какой подвиг она совершила, родив и вырастив меня. – Мне сорок лет было, когда ты появилась! У меня было все: жилье, работа, уверенность, что смогу тебя прокормить! – привела она очередной аргумент.
– У меня тоже есть жилье и работа!
– Комната в общаге – это жилье?! – снова взвилась матушка. – И сколько ты получать будешь? Или думаешь, я твоего байстрюка содержать стану?!
– Сама прокормлю! Подработку найду! – я не собиралась сдаваться.
– Да что ты говоришь?! Куда ты с ребенком малым подрабатывать пойдешь? Ты хоть представляешь, сколько времени и забот он требует? А я с ним сидеть не буду, не надейся! На меня его спихнуть не получится, так и знай!
– Значит, без тебя обойдемся, – я начала уставать от криков.
Меня снова замутило. Я рванула к ванной. Мать пошла следом, встала в дверях. Пару минут я страдала над раковиной, а как только подняла голову, мать нанесла последний удар:
– Выбирай: или я – или твой выродок!
Присев на край ванны, я смотрела на женщину, которая когда-то называла меня своей куколкой, наряжала, косички заплетала…
– Я… буду… рожать!
– Тогда пошла вон из моей квартиры! Ноги чтобы твоей тут больше не было! Видеть тебя не хочу, шалава малолетняя!
Говорить больше было не о чем. Я поняла, что это конец – прошлой жизни, надежде, что когда-нибудь моя мама сумеет смягчиться и найти в своем сердце хоть капельку любви ко мне и к внуку.
– Хорошо. Я сейчас соберу вещи и уеду. Но, знаешь, мама… по закону я имею право жить в этой квартире, как и ты! – я встала и двинулась прямо на женщину, по какому-то недоразумению считавшуюся родным мне человеком.
– Ах ты курва! Закон она вспомнила! – мать шагнула навстречу и влепила мне пощечину.
Я схватилась за щеку, которую будто обожгло огнем.
– Давай, мамочка, бей! Вот она – твоя материнская любовь! – скривила губы в злой усмешке. – Вот она – забота! Спасибо, спасибо! Век помнить буду!
Родительница обложила меня матом, развернулась и вылетела из прихожей, крикнув, точнее, провыв напоследок через плечо:
