Она вдруг перестала плакать и, все еще судорожно вздыхая, снова улеглась на подушку. Неожиданное, радикальное, опасное и совершенно безумное решение вызвало у нее ощущение мстительной радости.
«Нет, я не буду жалкой! — с мрачным торжеством думала она. — Я избавлю свою семью от позора! Никто и никогда не узнает правды!»
* * *
На следующий день Белла проснулась от того, что прямо в лицо ей светило яркое утреннее солнце. Минуту, а, может быть, две она не помнила того, что произошло вчера, и даже успела порадоваться отличному дню, однако страшная мысль быстро вернулась и придавила ее точно снежная лавина. Ни хорошая погода, ни доносящееся из сада пение птиц не могли изменить того факта, что ее собственная жизнь кончена. Вставать с постели, есть, гулять, с кем-либо разговаривать и делать все то, что она обычно делала, теперь уже не имело никакого смысла.
Белла, наверное, провела бы в постели весь день, если бы не то обстоятельство, что не спустись она к завтраку, кто-нибудь непременно пришел бы поинтересоваться, что с ней случилось, а подвергаться дурацким расспросам ей сейчас хотелось меньше всего. Поэтому, скрепя сердце, она заставила себя встать, одеться и пойти вниз.
Из обеденной залы доносились оживленные голоса и звон посуды. Тот факт, что Белла сквиб, явно не заставил весь мир остановиться.
Она некоторое время провела у двери, не решаясь войти, точно опасаясь, что стоит ей появиться на пороге, все тут же начнут показывать на нее пальцем.
Но понимая, что иного выхода все равно нет, и провести в коридоре всю оставшуюся жизнь она не может, девочка глубоко вздохнула и отворила дверь.
Атмосфера завтрака поразила ее своей обыденностью. Мама отчитывала Цисси за испачканное кашей платье, Дромеда пыталась есть и читать одновременно, старательно пряча под столом свою книгу, поскольку ей уже не раз делали за это замечание, а отец изучал свежий выпуск Ежедневного пророка, периодически постукивая сигарой о край пепельницы.
Казалось, появления средней дочери никто и не заметил. Белла тихонько вошла и села на свое место, от души желая и дальше оставаться невидимой.
Первой внимание на нее обратила малышка Цисси. Она вытянула свою коротенькую ручку и, глядя на сестру, попросила:
— Дай пирог!
Белла, внимательно изучавшая золоченую роспись своей пустой тарелки, вздрогнула и поспешно окинула взглядом щедро заставленный стол, обнаружив, как минимум, три вида пирога.
— Какой? — уточнила она.
