— Научилась? — улыбнулся он, — А ты говоришь «не Казанцева». Папочкины гены, один в один!
— Заткнись! — рявкнул на него Вик и украдкой на меня взгляд бросил. Я даже улыбнулась про себя: теперь он ни одному человеку не даст затронуть меня за живое. Защитник.
— А ты, Викинг, не борзей. По тебе уже давно нары плачут, тебя, родимого, ждут. Скоро повстречаетесь — это я тебе гарантирую.
— Шли бы вы отсюда, майор, — вышел вперед один из парней Митяя.
— Что здесь происходит? — неожиданно появился мой сын.
Я не ответила, напряженно глядя на Яна. Тот окинул взглядом Кирилла, поправил форму и официальным тоном сообщил:
— Советую вам, госпожа Ани Бошан-Ладникова предупредить вашего мужа, что ему, в скором времени, будут предъявлены обвинения в мошенничестве и организации преступного сообщества. Не советую молчать, если, конечно, не хотите стать соучастницей. И, да, трупы своих парней Азид не убрал, так что по этому поводу возбуждено уголовное дело. И что-то мне подсказывает, что к этой бандитской разборке имеет отношение ваш муж.
Договорив, он развернулся и направился к выходу. А я в полном отчаянье смотрела на сына. Выражение лица Кира менялось стремительно: непонимание, удивление, догадка и ярость. Я зажмурилась. Вот. Вот, именно тот момент, которого я боялась с тех пор, как Кирилл начал взрослеть.
— Я, конечно, догадывался, — тихо произнес он, глядя на меня, — Что все так хреново. Но все-таки, надеялся на что-то, дурак, — он сунул руки в карманы джинсов и поспешно ушел в комнату, которую ему предоставили здесь.
Сказать, что меня трясло — ничего не сказать. В этот самый момент Антона я просто возненавидела всем своим существом. Я умоляла, просила, угрожала, я пыталась достучаться до его отцовского сердца — не возвращаться к криминальному бизнесу. И теперь, как результат, мой сын, возможно, отвернулся от меня и от него.
— Елена Витальевна, — тихо произнес Вик надо мной, а я только сейчас сообразила, что в вестибюле уже никого нет, только я и Вик, который смотрел на меня с жалостью.
Я ринулась наверх со скоростью света, даже не надеясь на теплый прием сына. В его комнату я вбежала, уже запыхавшись, рана нестерпимо начала болеть и я только надеялась, что швы не разойдутся.
— Кир, — подала я голос первой. Сын стоял возле окна, вцепившись в подоконник обеими руками. На мой зов он даже не обернулся.
— Кирилл, пожалуйста, — повторила я внезапно севшим голосом.
— Знаешь, как ни по-детски это сейчас прозвучит, — серьезным тоном заговорил он, — Но ты меня предала. Вы меня предали.
