Выбрав направление семейство двинулось в глубь” царства холмов” и остановились лишь в самом его конце. Там, куда едва пробивался свет от лампы над входной дверью.
Сдвинув пару кроватей вместе, Глеб получил из них одно большое ложе.
–Cадитесь,– сказал он жене,– я сейчас достану одеяло.
– Я положу куртку вместо подушки, а ты ложись сыночек.– перехватив эстафету обратилась Ольга к сыну. – Только разуйся, хорошо?
Мальчик выполнил просьбу матери и она укрыла его одеялом, протянутое Глебом.
–А ты?– Спросил её Глеб.
– Я прилягу рядом,– ответила она,– А ты укройся курткой.
–Ладно, разберёмся,– ответил Глеб,– Ложись скорее.
–Кто это был ?– прижимаясь к сыну спросила она,– Кажется он тебя знает.
–Не знаю я,– недовольно ответил Глеб.– Я сейчас вас укрою.
Присев на край кровати он первым делом подметил про себя, что здесь гораздо прохладнее, чем при входе и что скорей всего причиной тому была та самая буржуйка. Еще он чувствовал жуткую усталость, но от чего-то совсем не хотел спать. Закрыв глаза Ломакин отстранился от реальности, отсек не прекращающийся снаружи грохот, пытаясь услышать свой внутренний голос и понять, что делать дальше, но вдруг в какое-то мгновение услышал, казалось немые до этого момента голоса кроватных холмов. Где-то слева, видимо ближе к входу, кто-то протяжно храпел и этот храп выливался в простую незамысловатую мелодию. Всего в нескольких коек от него слышался плачь и всхлипывания, приглушенные толи подушкой, толи одеялом. А в самой гуще тьмы добрым нежным голосом какая-то незнакомка читала молитву. Даже неразборчивый спор заседателей у камина, к которым отправился чудак в женском полушубке, тоже был ему слышен.
Однако еще большей неожиданностью для Глеба оказались внезапно всплывшие из воспоминаний картины прошлого, в которых он не просто знакомится, а довольно свободно общается с тем самым незнакомцем в леопардовой шубе.
– «Я вспомнил!» – вскрикнул он про себя подскакивая с места – Я вспомнил! – уже вслух повторил он и вскинул руки к верху, как обычно делают болельщики на стадионе, невероятно довольный собой.
Ему тут же захотелось сообщить жене, но тут его снова осенило – вспомнив, где он находиться и почему, Глеб освети фонариком семью, снова поправил на них одеяло и тут же направился к компании знакомого незнакомца, ведомый жутким желанием поделиться с кем-то этой новостью и окончательной бессонницей.
Сегодня особенно часто бьют…– сказал старик, сидя на старом пластмассовом ящике для бутылок. – Неужто пытаются прорваться? А, Глеб Васильевич? – резко обернувшись, обратился он к выбирающемуся из кроватного леса Ломакину.
