Первая военная зима, невероятно холодная и голодная, подходила к концу. Здоровье мое заметно улучшилось, и в апреле я подал рапорт с просьбой откомандировать меня в газету «Фронтовая правда» (по представлению того же майора Эделя).
В начале мая сорок второго года я, согласно полученному предписанию, выехал на Волхов. Я снова расставался с Москвой, как потом оказалось, на долгих четыре года.
Вот я и вернулся к тому, с чего начал свое повествование, - к мягкому вагону, к Ломоносу, к своей семейной тайне...
Волховский фронт, как, впрочем, и Северо-Запад-ный на юг и Ленинградский на север от него, не отличался подвижностью. Это был фронт застойный, где линия нашей обороны стабилизировалась в самом начале сорок второго года и на протяжении двух лет в основном оставалась неизменной. Наступательные операции на Волхове если и планировались, то крайне редко, а следовательно, по части снабжения мы испытали все прелести фронта второй категории.
Что это значило, я ощутил на себе, когда у меня на почве авитаминоза обнаружились начальные симптомы цинги и стала развиваться куриная слепота: кровоточили десны и к вечеру зрение утрачивало остроту. Ослабленный в окружении организм никак не хотел примириться с плохим питанием. Правда, не я один столь болезненно реагировал на малое содержание витаминов в нашем скудном рационе. Не зря наша «Фронтовая правда» время от времени публиковала рецепт живительной настойки из хвои, приготовление которой вменялось в обязанность санитарным службам всех частей и соединений. Нам тоже полагалось ее пить едва ли не в приказном порядке, но она была до того неприятна на вкус, что почти все мы избегали к ней прикладываться.
Весной сорок третьего года, когда наш поезд стоял в лесу неподалеку от станции Неболчи, кто-то, помню, предложил на летучке выбрать поблизости подходящую поляну, коллективно вскопать ее, посадить там картошку и развести большой редакционный огород. И хотя подобное изыскание дополнительных пищевых ресурсов во вторых эшелонах наиболее неподвижных армий нашего фронта (Пятьдесят девятой и Пятьдесят второй) командованием поощрялось, наш редактор заводить подсобное хозяйство не решился. Зато летом по его приказу весь личный состав редакции, за исключением часовых и дневальных, три воскресенья подряд (по понедельникам газета не выпускалась) в организованном порядке выходил в лес для сбора грибов и ягод.
Эти «воскресники» радостно приветствовались всеми, тем более что лето в том году выдалось пригожее и даже сырые волховские леса сулили нам счастливое сочетание приятного с полезным. Помимо обогащения рациона сам процесс сбора таких лесных и болотных даров, как малина, черника, брусника, черемша и шиповник, доставлял радость, ибо неожиданно воскрешал забытые уже навыки мирной жизни. Чем коротать свободное время в тесном, полутемном, прокуренном купе, вдыхая запах пыльного плюша, не лучше ли бродить по мягко пружинящему мху, пристрастно выискивая нацеленным глазом аккуратную шапочку белого гриба? Правда, меня лично из всего лесного ассортимента грибы (любые) привлекали менее всего - после того как я с голодухи жевал их в окружении сырыми, они, даже хорошо приготовленные, вызывают у меня и теперь негативный вкусовой рефлекс. Но азарт коллективного собирания, но радость удачи, но дух соперничества - этого все равно у человека не отберешь, даже если он не смотрит на грибы как на еду.
