Ива серебристая | страница 2
— Таваль! — мой радостный крик отразился от стен складского ангара, заставив людей вздрогнуть от неожиданности, а торианина посмотреть на меня.
Однако удивление, написанное на его лице, почти сразу же сменилось узнаванием:
— Фатиан! — в ответном возгласе радостного удивления было не меньше, а я уже стремительно шёл навстречу, не скрывая широкой улыбки.
Звучный приветственный хлопок по ладоням, всё ещё лёгкое неверие происходящему и обоюдная искренняя радость от неожиданной встречи.
С Тавалем я познакомился ещё будучи подростком, когда прилетел с отцом на Торманж, в составе дипломатической миссии. Случайно столкнулся с сероволосым парнишкой во дворце, где иперианам выделили апартаменты в посольском крыле. Сначала мы не слишком поладили. Но после первой же драки, в которой пришлось выстоять вместе против троих мальчишек-цессян, стали не-разлей-вода. Нам было по пятнадцать лет, и мир казался удивительным, невероятным, непознанным местом, только и ждущим, чтобы его испробовали на прочность. Какие только каверзы и приключения мы не затевали, движимые мальчишеским энтузиазмом и неуёмной фантазией. Иногда нас на этом ловили и наказывали, однако хватало строгих внушений ненадолго и мы снова принимались за своё.
Но незадолго до празднования свадьбы наследницы, отца отозвали обратно на Ипер: его опыт и дипломатические навыки срочно понадобились где-то в другом месте. Я очень расстроился тогда, что не увижу пышного зрелища, о котором только и было разговоров на Торманже и просил у отца разрешения остаться, но услышал резкий отказ. Спустя много лет я мысленно благодарил отца за его принципиальность и строгость. В нашей семье потомственных военных его слово было непререкаемым авторитетом. Мне пришлось смириться с его решением.
А вскоре мы узнали о страшной трагедии постигшей некогда процветающую планету, послужившей уничтожению целой расы. Для меня это было потрясением. Но, как ни странно больше пугало не то, что, останься мы на Торманже, могли бы погибнуть тоже. В отчаяние приводило понимание: я больше никогда не увижу своего лучшего друга. Никогда.
И вот теперь мы стоим рядом, повзрослевшие, заматеревшие, а, кажется, что снова вернулись на восемьдесят лет назад.
— Как я рад, что ты выжил, дружище!
— Веришь, нет, сам рад этому безмерно! — сияя ответной улыбкой, восклицает сероволосый.
Дальнейший разговор прерывает предупреждающий сигнал проплывающей мимо гравитационной платформы и нам приходится посторониться, чтобы не мешать разгрузочным работам.