Дневник на океанском берегу | страница 25
Я не рискну. К тому же рука, точно свинцом наливается, и я все время потею. Лэрри, по доброте душевной, слишком много всадила в меня вакцины. Эффект у нее совершенно обратный. Чем больше этого яда в крови, тем мне хреновей. Я едва выжил и организм до сих пор борется с последствиями.
Поэтому я все время пью, благо вода перестала вызывать отвращение.
Я выехал ранним утром, и они все вышли провожать меня.
Лэрри заплакала, обняв. Малышка Клер сунула в подарок флягу с хорошим бурбоном. Тавиньо просто пожелал удачи. Кто-то из Куперов поделился молоком.
Настоящее молоко, черт его дери! Я уже почти успел забыть этот вкус! Тянуло остаться и поселиться вместе с коровами под одной крышей.
-- Будем недалеко от Олд Форт. По тысяча четыреста седьмой. Надумаешь, нагоняй, -- сказала мне Лэрри. – Река Биг-Крик. Запомни.
Я не стал ей говорить, что до горы Митчелл долгий и опасный путь на запад. Они застряли в Кинстоне, что же ждет их в том же Шарлотте? Она и так это знала, но готова была рискнуть, ради своего будущего и безопасности.
Пускай призрачных и мнимых.
И мы простились.
С тяжелым сердцем. А может светлой грустью. Кажется, ни у кого не возникало сомнений, что вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся в этой жизни.
Порой расстояние и в сто миль становится непреодолимым. Что уж говорить о большем?
19 июля
Кротан. Ночь. Завтра уже дома, если мне будет улыбаться удача.
А сейчас я видел чудо. Сказку. Волшебство. Магию.
Я уже задремал, когда погруженный во мрак лес взорвался громким стрекотом. Тысячи невидимых цикад запели одновременно, так громко, что у меня зазвенело в ушах. А потом из чащи пришел свет.
Он был тусклый, но в первое мгновение, со сна и после болезни, мне показалось, что на меня летит автомобиль.
Я дернулся, хватаясь за винтовку, щурясь и со сна мало что соображая.
А потом увидел его.
Почти двадцати футов в высоту, он шел с величием короля, высоко держа голову, так, чтобы все видели его корону. Огромные оленьи рога, заросшие мхом, мерцали бледно-зеленым светом и вокруг них летало целое облако бледных ночных мотыльков.
Он походил и на человека, и на оленя одновременно, которого нарисовал неумелый ребенок. Желтоватая шерсть светилась на кончиках белым, из изящной шеи торчали шипы, прямоходячий, с тремя длинными ногами.
Я смотрел во все глаза, забыв об оружии, а он склонился над машиной и заглянул в окно. Лицо, в котором тяжело найти что-то человеческое. Новый вид. Лучший образец слияния из всех, что я когда-либо видел.