Снег валил и валил со вчерашнего вечера, заметая дорожки и лыжные трассы. Ночь выдалась тяжелая. Ни Алекса, ни Джим не могли уснуть и при этом оба делали вид, что спят крепким сном.
Джима впервые охватила такая сильная паника после смерти родителей. Ему никогда не изгнать из памяти тех бессонных ночей, когда он, парень на голову выше отца, беззвучно плакал в подушку. Ему не забыть дрожания рук, обнимающих плачущую сестру. Тогда дрожь её тела скрыла его собственный страх. Именно в ту секунду он решил, что плакать, капризничать и проявлять слабость с этой минуты позволено лишь одному человеку – Алексе. Именно в ту секунду он стал мужчиной.
Память о родителях, то, чему они их учили, к чему готовили стала фундаментом их новой жизни. Когда он сомневался в себе, как в поваре, как во враче или как в любящем брате, он обращался к фотографиям мамы. Когда его пугали ответственность, неуверенность обеспечить их финансово с Алексой, не дать ей должной безопасности – он смотрел на фото отца. Когда они с Алексой ссорились, он смотрел на те фотографии, где родители смеялись вместе или делали сообща какое-то дело. Эти несколько фотографий всегда находились при нём.
И вот теперь всё исчезало. Фундамент, на котором он уже два года успешно строил новый дом, разрушался под ногами, и он слышал каждый раз, как появляется новая трещина или откалывается очередной кусок. Сначала потерять родителей, а теперь и память о них. Нет уж, он никогда не поверит в то, что весь их мир один большой обман и готов биться до последнего, если получится уберечь от подобных мыслей сестру. Но послушает ли она его? После сегодняшней ссоры прежняя уверенность покинула Джима. Всё сильнее и сильнее он запутывался в отвратительной паутине своих страхов и уснул лишь к пяти часам утра. Мокрая от пота постель красноречиво свидетельствовала, что даже сон не дал ему покоя.
Ссора с братом выбила Алексу из колеи, взбудоражив прошлые воспоминания. Она перенесла смерть родителей легче брата и всё же судьба наградила её куда более изощренным страданием – чувством постоянного стыда. Он охватывал её, когда украдкой, будто она не видит, Джим смотрел на семейные фото, когда говорил: «Этот суп я приготовил по рецепту мамы» или «А помнишь, как мы с отцом складывали этот камин?». Стыд накатывал на неё снова и снова, потому что она не помнила. Совсем.
