Виктор обеспокоенно поглядывает на меня в течение всего диалога.
Затем он говорит, что очень хочет курить и, извинившись, оставляет нас наедине.
Джин тут же поднимает на меня глаза:
– Ты что-то хотел спросить?
Мы сворачиваем на лестничную клетку и слышим звонок на начало урока. На лестнице резко становится пусто и тихо – даже дыхание отдаётся эхом под потолком.
– Боже, нам ещё на третий этаж тащиться, – саркастично выдаёт девчонка, закинув голову вверх. – Мои лёгкие курильщика не выдержат.
Её ступни уже становятся на первые ступени, и я резко хватаю девчонку за руки. Джин сразу поворачивается. Мы неотрывно смотрит друг другу в глаза на протяжении долгого времени.
У меня не хватает смелости сказать всё, что действительно хочется.
Я туплю взгляд в пол и замечаю книгу в её второй руке.
– Дашь «Бойцовский клуб» почитать?
Её руки такие мягкие.
Джин непонимающе ведёт бровью, но потом тепло улыбается.
Она отводит взгляд первая.
Я замечаю легкий румянец на её лице.
– Ты не читал «Бойцовский клуб»? – спрашивает она.
– Нет, – с трудом продолжаю я. – Я мало читаю что-то, кроме… сценариев, анализов, статей… Просто это мой любимый фильм.
– Конечно, – говорит она и отдает книгу мне в руки.
Это явно не то, о чём я хотел ей сказать.
– Спасибо кстати, – бормочу я.
Джин улыбается:
– Да пожалуйста, – отвечает подруга. – Вернешь как прочитаешь.
– За математику, – уточняю я. – Спасибо за математику.
Я выпускаю её руки из своих и прижимаю девчонку к себе.
Джин не сразу понимает, что к чему, и я попросту жду её ответной реакции.
Физика совсем вылетает из головы. Проходит минута, две, четыре – это уже не столь важно. Время принимает отрицательный вектор и абсолютно не имеет смысла больше.
Мурашки бегут по коже, и вовсе не от испуга.
Джин обнимает меня ещё крепче и не собирается отпускать.
В первый майский день, среду, я пришёл в школу с чувством какого-то странного ожидания и на первом попавшимся плакате нашёл ему причину.
Сегодня состоялась «Книжная ярмарка» в спортзале.
Скучное название скучному мероприятию.
Я не был противником литературы, да и особым любовником её не являлся. Трепетной нежностью к книгам проникся Виктор. Он мог часами застревать в книжных магазинах и внимать лишь аромат печати, а когда дело доходило до её изучения, Полански можно было в принципе оставить в покое.
По началу зрелище было романтичным, но потом дико надоедало.
Но даже Виктор, явный романофил и книгоман, считал школьную ярмарку поистине скучной. В российских школах такого нет, и все надежды Виктора, строящиеся планы и мечты были разрушены в миг на первом же мероприятии.
