“А у старейшины того сын в царской коннице служит. Он за воина своего хлопочет, написал прошение Ахаву, нельзя ли продвинуть отпрыска на начальничью должность. Теперь ждет ответа, надеется. Понимает: за добро добром платят.”
“А другой старейшина духом весьма молод. У него за городом, в поселении, наложница молодая живет. Она сестра служанки той, что мне письмо принесла. В доме ее с ведома царской жены свершаются изрядные празднества в честь Баала и Ашеры. И молодящийся этот судья вкушает восторги телесные, сколько сил хватает. Он в руках у Изевели, страшится должность свою скандально потерять!”
“Ну, а этот судья – почетный горожанин, сидит тут по праву богатства своего. Торговец. У него зуб на Ахава. Давняя история. Он и рад бы доложить Эльяу, как у царя суд вершится, но, знаю, будет молчать. Потому, как меня боится. Я сквозь пальцы смотрю, как он половину прибытка скрывает и налог в городскую казну платит половинный. Вот, и пригодится он мне сейчас!”
Так думал Зимри, глядя на верных общников своих, предвкушающих забаву в однообразии дней. А судьи глядели на него, и каждый знал про себя, что плутовство и благонадежность – кровные родичи, и управитель их – твердая опора в деле, ибо Изевель благосклонно не замечает, как каждое лето он берет для своего поля впятеро больше воды, чем ему по чину положено.
2
Быстро найти двух подлецов оказалось делом нетрудным. Зимри сыскал подходящих не из городских. Разъяснил своим избранникам миссию их. “Не упущено ли чего? – размышлял Зимри, – огрехам не место тут, всегда найдутся враги да доносчики, суд должен быть праведным!” И все же, как ни стремился Зимри к безупречности свидетельства перед судом, в сердце его осталась маковая росинка сомнения. Но затерялась она в коробе хлопот.
“Вот вам, добрые друзья, плата вперед! – сказал городской управитель и протянул каждому его долю, – это половина, как и уговаривались. Вторую половину получите по завершении суда!” При этих словах Зимри отвернул лицо от новых знакомцев своих.
Суд, если праведен, то открыт и скор. Как наказала Изевель, посадили Навота во главе народа, и двое свидетельствовали, что он проклинал Бога и царя. И удивились горожане, и ропот поднялся среди людей: “Не ждали мы от Навота мерзости! Такого царя хулить! Любимца народного! Да и против Бога зачем идти? Мы требуем кары, законом положенной!”
Обсудив дело всесторонне и приняв во внимание волю народа, судьи вынесли решение единодушно.
