Но опять все упиралось в деньги и время. Зелья стоили денег, требовали ингредиентов (помимо закачиваемой в них лечебной магии), и являлись разовыми расходниками. В отличие от лекарей, даже не слишком умелых. Поэтому и сосуществовали лекари рядом с зельями, а на верхушке пирамиды царила Ханнали, берущая на себя самые тяжелые случаи, подобные нынешнему.
— Аргырбрык Дырбырдрык! — крикнула Ханнали, взмахивая жезлом.
Пыльца фей посыпалась с ней, словно золотистый дождь, и пара крупинок попала в нос Борисову. Он не выдержал и чихнул, неожиданно ощутив себя так, словно чуть не помер во время этого чиха.
— Яд все-таки подействовал! — в голосе Бутки слышались горечь и раскаяние. — Команданте, это моя вина!
— Да угомонись ты! — треснула его жезлом Ханнали. — Расступитесь, не мешайте!
Стало чуть светлее, орки расступились, и Борисов понял, что его занесли в одно из помещений, скорее всего, чтобы укрыть от атак с воздуха. В голове Борисова чуть прояснилось, и он с удивлением понял, что крепость еще держится и отбивается. Скрыник и Мариус успешно руководили, и Борисов с облегчением подумал, что можно и приглушить поток информации от крепости, доверить дело помощникам.
— Кто другой вообще в секунду бы умер, от яда Каоры, — одобрительно заметила Ханнали, — а наш команданте выстоял, не зря его Ветреная выбрала!
— Это ты называешь, выстоял?! — прорычал Бутка. — Ты, летающая мелочь!
— А ну цыц, — шикнула Ханнали, и губы орка внезапно слиплись.
Борисов нахмурился, не понимая, что происходит. Фея посмотрела на него, взмахнула волшебной палочкой (постоянно напоминавшей Борисову о магической Британии), и часть воздуха словно бы сгустилась, превратившись в тонкую пленку воды. Попросту говоря, импровизированное зеркало.
— Ахуеть, — выдал Борисов, ошарашенный увиденным.
И было от чего, из зеркала на него смотрел Аргус Филч, пожилой и в морщинах, такой, каким он был, когда Борисов вселился в него и отобрал тело.
22 мая 1042 года ОТИ
Борисов сидел на краю парапета, лениво бросая мелкие камушки вниз.
— Команданте, — раздался за спиной голос Бутки.
— Я же сказал, в том нет твоей вины, — спокойно отозвался Борисов.
Он был зол, жутко зол, но вовсе не на Бутку. На тех, кто закинул его в новый мир, на детей богов, на самого себя, что расслабился и уверовал в свое бессмертие. Вчера оно закончилось, в этом можно было не сомневаться. Теперь к боли прилагалась и кровь, Борисов уже проверил. Бессмертие — то, что от него оставалось — боролось с ядом, и Борисов выжил, но теперь у него не будет такого второго шанса, подстраховки.
