Впрочем офицеры, воспитавшие курсантов, в такие моменты всегда волнуются не меньше. От этого среди новоиспеченных лейтенантов, искоса следящими за наставниками, нет-нет да и послышится нечто значимое, за которым последует короткая пауза, а толпа посетителей на мгновение замрет в восторженном напряжении, ожидая начала таинства.
Не очень жалуя людскую сутолоку я устроился слегка в стороне и наблюдал. Эта прореха в моем характере – любовь к наблюдению – неудобная. Но я мирюсь с нею из соображения – все, что ни делается, то к лучшему.
Я стоял под раскидистым тополем, облокотясь плечом о прохладный ствол, и наивно полагал, что его тенью надежно отгорожен от нежелательного интереса к моей персоне. Верно я выглядел скучающим, но при этом взор мой был остр, а разгоряченное сердце беспокойно. Сначала моё внимание привлекло то, что в обычности мало задевает праздные сборища. Общий фон собравшихся был обычным для подобных церемоний, но разгулявшийся ветер сотворил невероятное. Ему удалось так синхронно трепать пышные букеты гладиолусов, что невольно вспомнилась картина Ван Гога "Звёздная ночь". Отчего наваждение было именно таким, объяснить я не могу. Может отдаленная схожесть конусных форм кипариса и гладиолуса повлияла на это. Но несколько минут я даже боялся, что возникшее наяву прекрасное видение растает, и мысленно благодарил небеса за трепетное мгновение. К сожалению всему приходит конец.
Что-то меня отвлекло от приятного созерцания редкостного явления. Взор мой бросил очередной вызов душе и начал бесшабашно шляться по женским личикам, буклям, декольте и нарядам. Однако надолго на броской красоте он не задерживался. Там было все давно читано, понятно и ничего нового не предлагалось. Привлекательные обладательницы излишнего макияжа знают себе цену и имеют чёткое представление зачем они здесь оказались. Я некоторым образом привык к высокомерию и заносчивости дев с претензией на замужество с военным, что в этом городишке модно. Вопреки привычке, неожиданностью стало то, что взор, вдруг, выделил трех скромно одетых девушек, только-только переваливших подростковую черту. Очевидно, что эти барышни не были приглашенными. Скорее всего самая разбитная уболтала подружек "заглянуть на огонек". От принятия рискованного решения троица находилась в заметном смущении. И одна – невзрачная особа небольшого росточка – особенно выделялась скромностью. Две первые мадемуазели, по-видимому чистокровные донские казачки, были чернявы, смуглокожи и без устали вертелись, причиной чему некоторая неловкость положения. Глаза их были быстры, а резкие взгляды работали вовсе не на пользу ожиданию знакомства. Которую я выделил разительно отличалась от подруг. Простое, без премудростей славянское личико, редкие веснушки, которые не смог скрыть степной загар, русая чёлка, мягкий взгляд. Но при более внимательном рассмотрении угадывалась точеная, гармонично слаженная фигурка, безукоризненная форма ушек в которых тачали голубое сияние безвкусные "гвоздики". Наверное сейчас она вкусно пахнет солнцем, подумалось мне. Удивительно было и то, что разглядывая эту девушку, в голове не возникло ничего пошлого. Напротив, мои мысли к ней были чисты и преисполнены нежности. Ведь девушка, по сути ещё совсем ребёнок, пришла сюда с не совсем определённым интересом, но не без ожидания чуда. Ко всему было явно, что над нею давлеет страх того, что её вдруг обнаружит внимание молодых людей в форме; вдруг чудо обрушится именно на нее. Из причины неготовности к подобному взор её был потуплен, а сама она нервничала и все время старалась спрятаться за подружек, словно это поможет ей избежать страшного события. И это было так мило, что несколько спустя у меня мелькнула шальная мысль: – А что если подойти к ней? Разве не по плечу мне, чтобы эта пигалица поверила в чудеса! Разве не в силах я преподнести в дар этому светлому созданию немного радости?
