Возвращаясь домой с бюро. Кремнев подумал о том, что жена вряд ли одобрит его решение, попробуй-ка поднимись с такой семьей с насиженного места. «С чего бы начать разговор, как сообщить ей обо всем этом? — Но так ничего и не придумал. — Зайду и выложу Машеньке все, как есть»,— вытирая о половичок ноги, решил он и открыл дверь в комнату.
Мария Флегонтьевна вскочила с кровати и. набросив на себя халат, упрекнула:
— Ждали, ждали… Каждый день до полуночи…
— Нельзя иначе, Маша, — снимая пальто, отозвался муж. — Вот командировочку дали, излаживай в дорогу.
— Чай, не привыкать тебе к командировкам.
— Эта. Маша, особенная, в тридцатитысячники выдвинули. На курсы еду.
— Тебя там только и недоставало, — проворчала добродушно Мария Флегонтьевна , и принялась собирать ужин.
— Да верно же. не шучу. Решение райкома такое…
Мария Флегонтьевна перестала хлопотать на кухне, взглянула на мужа и поняла — не шутит.
— Наверное, опять сам напросился?
— Конечно, сам, — с бодростью в голосе подтвердил Кремнев. — Да кто же на такое дело силой пошлет?!
Мария Флегонтьевна так с кастрюлей в руках и опустилась на стул.
— Да ты не волнуйся, Маша.
— Верно, чего же волноваться? Это тебе хорошо разговаривать, взял чемодан да поехал. А обо мне подумал? Я здесь пятнадцать лет в одной школе работаю. Бросят тебя к черту на кулички, где детей будем учить? Еще Маринку и ту в люди не вывели.
— Все равно и здесь института нет.
— На будущий год трое в школу пойдут. Ты подумал об этом?
— Выучим, не беспокойся. Мы с тобой тоже не дома на печи учились.
— А здоровье у тебя какое? О контузии уже и не вспоминаешь? У председателя колхоза должно быть железное здоровье. Здесь к девяти часам идешь на работу, а там к пяти на ногах будь, а то колхозники с постели стянут. — И, помолчав, отрезала: — Как ты хочешь, а я с ребятами трогаться с места не стану.
За стеной, в детской, послышалась возня, кто-то уже соскочил с кровати, протопал босыми ногами по полу. Скрипнула дверь, и на пороге показалась Маринка.
— Да чего ты, право, возражаешь, мама.— заступилась она за отца. — Раз надо ехать, значит, надо. Даже девчонки и те вон едут у нас, да куда еще едут — на целину!
— Замолчи. Маринка! Ты еще жизни не знаешь. В ваши годы и мы с отцом, как вешние птицы, летали. А теперь, с такой оравой-то, куда?
За Маринкой в дверь просунулся Максимка, без штанишек, в одной нижней рубашонке до пупка и, потирая кулачком глаза, пискливо протянул:
— Ия по-е-еду, мам… И лошадку свою возьму…
