Только через час добрался Степан до магазина и удивился: очередь-то какая! За чем бы это? За каким таким особенным товаром?
— За хлебушком, Волнухин,— ответила дородная, краснощекая баба. — Теперича, того и гляди, каждый день здесь прохлаждаться будем…
— Отчего же так-то?
— Отстал ты, Степан Васильич, с хворью со своей, — за всех ответил маленький шустрый старичок, похожий на сказочного гнома. — В колхозе-то нашем хлебца не дают, деньгами распл ач иваются…
— Да где они у твоего Платона, деньги-то, старый хрен? — взъелась опять краснощекая.
— Деньги будут, Забазных же ото льна обещал. Другое дело — пространство: вперед три версты да обратно три, вот и стало шесть. Да по такому-то пространству накладно бегать-то…
— Верно говорит, — отозвался другой старик, лобастый, с седой бородой. — Мукой надо торговать. У мужика чтоб в ларце всегда запасная мука была, — твердил лобастый. — И для будня, и для праздника, и для прочего неожиданного случая.
Но вот открыли магазин. Люди, напирая друг на друга, толкаясь, двинулись в черный проем двери.
Степан Волнухин с горькой досадой смотрел на происходящее. Надо бы позвонить в райком, рассказать об этом Дружинину. Попросить автолавки послать в деревни. Не дело бегать за три версты каждый день за хлебом. Сегодня же надо позвонить, иначе столько жалоб хлынет в область, а то и дальше.
Когда подошла очередь Степана, он купил буханку хлеба с поджаристой коркой, банку варенья к чаю и отправился домой. Поднявшись на взгорок, который отделял село от усадьбы МТС, он остановился передохнуть. Присел на сосновое бревнышко, хотел закурить, но нельзя, запретили врачи. А надо бы — разволновался.
Опять вспомнились ему далекие молодые годы. Нелегко было, а управлялись, большие дела делали, на весь мир гремели, дорогу другим народам да странам указывали. Везде успевали. Бывало, скажут: Степан, мол, надо то-то и то-то, и Степан неделю не поспит, а исполнит. А теперь еще больше у людей забот. Только вот уходят силы… И ведь годов-то немного, какие еще лета — шесть десятков. Пожить бы хоть с пяток-другой, поисправить дела, сына поднять на ноги…
Волнухин взглянул на часы, встал и хотел идти, как откуда-то из-за лесочка донесся тяжелый, прерывистый гул трактора.
«Кто же это так бесшабашно жмет? Посадит ведь мотор, как есть посадит, — подумал он с тревогой. — Другому только бы нормы выгнать. А как машина будет себя чувствовать после этого, ему наплевать. Пожалуй, и об этом надо подсказать Дружинину, он-то поймет… Да и мне чего дома долго сидеть. Завтра возьму и выйду на работу. Хватит, полежебочничал. Душа болит, глядючи на дела-то. Хоть теперь и не МТС, а все же ремонт за мной остается»…
