Человек поднял глаза, и в них не было боли.
Малкадор молчал. Последние обломки эфирных ловушек со стуком падали на камни пола. Мерно гудели устройства для переливания крови. В бронзовых чашах подрагивало ритуальное пламя.
Хан внимательно вгляделся в человека перед собой. Лицо его было одновременно лицом Арвиды, и не Арвиды, Магнуса и не Магнуса. Это был не примарх, но и не смертный. Воины изучали друг друга в течение многих ударов сердца, не шевелясь и не говоря ни слова.
Вихри энергии танцевали вокруг новорожденного создания, словно всполохи молний в грозу. Человек медленно согнул руки, сначала одну, затем другую, и посмотрел на них в немом изумлении. Каждое его движение было прерывистым и сопровождалось потусторонними вспышками варпа.
Малкадор обхватил посох двумя руками, готовясь применить его. Наполнившая зал сила, от которой трещал воздух, могла в любой момент обратиться в пламя.
Каган так же медленно опустил клинок. Он прищурился, словно осматривая ловчего сокола перед охотой. В представшем ему теле не было тени примарха, но не было и чудовищной жертвы изменения плоти. Хан видел нечто другое. Нечто новое.
– Ты не Арвида, – произнес Джагатай.
Человек взглянул на него в ответ.
– Не совсем.
– Твоя хворь?
– Ушла.
Малкадор оставался настороже.
– Не приближайся к нему, – предупредил он.
– Я не тот, кем ты хотел меня сделать, Сигиллит, – произнесло неидеальное создание. – Я понимаю, что это для тебя значит, и я сожалею. Верь мне.
Какое–то мгновение Регент выглядел удивленным, но затем сухо улыбнулся, признавая поражение.
– Самый деликатный из всех, – пробормотал он.
Хан убрал тальвар в ножны, всё ещё сомневаясь, глядит он в лицо товарищу, брату или обоим.
– Как мне тебя называть?
Создание взглянуло в лицо примарху, и в его взоре мелькнуло узнавание. Оно вспомнило славу Великого Крестового похода, вспомнило пепел сожженной Тизки. Часть воспоминаний, по-видимому, пережила сотворение, но от других остались лишь грёзы на краю памяти.
Но, впервые за долгое время, человек не испытывал боли, и это многое изменило.
Когда он заговорил снова, его голос был мягким и успокаивающим, хотя и раздваивался.
– Называй меня так, как меня звали всегда, – ответил человек. – Зови меня Яниус.
