страшно. А ещё представляю, как стою на краю крыши, делаю шаг, лечу вниз и вдруг вспоминаю что-то, чего не успела при жизни, а уже поздно; вот этого чувства больше всего боюсь.
– Я тебя спасу, – прошептал Лёша, – тебе нельзя просто так уйти от меня.
– Ты так зациклился на мне… оно того не стоит.
– Поверь мне, я слишком сильно себя люблю, чтобы брать в пару не самую лучшую девушку на этом свете. И я решительно не понимаю, чем ты меня держишь, но чувствую, что должен тебе помочь.
– Мне нравятся твои глаза, – сказала она, приподняв голову и улыбнувшись, – они как будто выложены лепесточками…
– Мы… – он улыбнулся от неловкости, – ну, мужчины, так голодны до комплиментов, что не умеем их правильно принимать. Я даже не знаю, что сказать.
– Ничего не говори, – хихикнула Лана, вернув голову на его плечо. – Ты останешься со мной, будешь рядом?
– Я вернусь к тебе, когда они расскажут, как можно избежать смерти.
– Ты думаешь, им доступно это знание? – она ещё крепче сжала Лёшину руку. – И всё только из-за того, что они не ложатся спать?
– Мало не ложиться спать, Лана, – Лёша крепко обнял её за плечи и нежно поцеловал в лоб, – нужно всегда быть бодрым.
II. Хозтовары. Площадь. Романов
Эту легенду Лёша, казалось, знал всегда: оказавшись в П-м микрорайоне, идите по самой людной улице в сторону церкви, затем сверните налево и, не доходя сотню метров до дома культуры, вновь поверните налево. Там, во дворах, в окружении невзрачных трёхэтажных домов вы увидите небольшое заброшенное здание магазина хозтоваров – их здание; двери его закрыты, окна выбиты, а крыша полностью отсутствует. Говорить с Лишёнными сна опасно, тем более на их территории. Чтобы проникнуть за закрытую дверь и оказаться не в заброшенной развалюхе, а по ту сторону, нужно было пройти через так называемую лоботомию – лишить себя рассудка, стать бездумным телом, глупой болванкой человека, и лишь тогда они откроют.
Поздно ночью Лёша присел у двери и, несколько раз оглядевшись по сторонам, принялся вдыхать газ из дешёвой пластмассовой зажигалки. Чувства покинули его, голова стала тяжёлой-тяжёлой; затем неожиданно пришла лёгкость, перед глазами побежали белые пятна, в ушах зазвенело, и в этом звоне юноша стал слышать тихие голоса:
– Пусти его, пусти его!
– Пустите меня, – пытался говорить он, но слова не покидали его рта.
И вдруг темнота окутала Лёшу, холодный мрак проглотил его целиком, и ничего не было вокруг: ни цвета, ни голоса, ни запаха.
