– Господи… ну когда же, господи! – шёпотом причитал он, сжимая колени дрожащими руками.
Она подошла незаметно, присела рядом и нежно обняла его за шею. Лёша посмотрел на неё и, не совладав с нахлынувшими чувствами, резко поцеловал Лану в сухие потрескавшиеся губы.
Во время поцелуя он весь дрожал – не от страха или волнения; странное чувство рождалось в нём в тот момент, то самое чувство, с которого берёт своё начало любовь.
По щекам девушки побежали тёплые струйки, они добрались до губ, и Лёша, почувствовав солёный привкус, не сдержался и тоже пустил слезу.
– Расскажи мне ещё о Лишённых сна, – просила Лана, крепко сжимая его руку, – пожалуйста.
– Я совсем мало о них знаю… может, ты хочешь узнать что-то конкретное?
– Мне бы… – вздохнула она, приложив ладонь к щеке, – знаешь, я сейчас болею.
– Ты простудилась? – спросил Лёша, нежно погладив её по предплечью. – Или что-то с зубами? Я ещё вчера заметил: ты держишься за щёчку.
– Стоматит… нет, это осложнение, – Лана стыдливо отвела взгляд и молча стянула с себя шапочку, обнажив совершенно лысую голову.
Лёша всё понял. Поджав губы, он смотрел на девушку с такой грустью и чувством, что, казалось, весь мир сейчас меркнет для него, сгорает дотла; и всё было в этих глазах: влюблённость, обида, трепет и боль, очень много боли.
А она всё продолжала:
– Аппетита нет уже очень давно, я целыми днями мечусь туда-сюда и никак не могу успокоиться, а под вечер всё начинает гореть… но ночью меня отпускает и, знаешь, в эти минуты я начинаю думать… ну, а не стоит ли мне самой закончить это? Раз – и всё, ищите меня в Вереечке.
– Вереечке?
– Да, это за городом, – Лана поморщилась, потёрла маленький носик и посмотрела на руку – та была в крови, – опять! – расстроилась девушка.
– У тебя есть, ну, салфетка или платок? – растерялся Лёша.
– Да, – говорила она, доставая из кармана куртки замызганный кусочек ткани, – не пугайся, Лёшенька, у меня часто такое.
– Всё из-за болезни, да?
– Из-за химии, она меня спасает, но, видимо, большой ценой. Вливают больше литра яда, а ему что плохие клетки, что хорошие, – всё равно. В первые часы даже ходить сама не могу, как будто три бутылки шампанского в одного влила.
– И что говорят врачи?
– А чего они скажут? – она тяжёло вздохнула и положила лысую голову на Лёшино плечо. – Я так больше не могу, каждое утро просыпаюсь от тошноты, то ли правда сдержаться не могу, то ли от жизни противно. Ещё к этой скамейке сразу подойти не могу! Не понимаю, правда на ней кто-то сидит и плачет… или кажется мне. Ты не подумай, умереть я не боюсь, Лёшенька, мне
