– Сюда! – вывел Ганса из задумчивости резкий голос солдата.
Они подошли к длинному бараку с номером 3. Солдат распахнул деревянную дверь и первым вошёл внутрь.
– За мной! – снова скомандовал он.
Это была военная казарма. В одной общей зале, ровными рядами выстроились двухъярусные кровати.
Солдат что-то отметил карандашом в блокноте и сказал:
– Твоё место будет здесь: верхняя полка, вторая кровать справа. Запомни сразу, чтобы потом не бегал за мной с вопросами. Вещей у тебя нет, поэтому место в тумбочке тебе ни к чему. Сейчас идём в санитарную часть. Там тебя подстригут и выдадут форму. Это шмотьё можешь сдать в гардеробную, или выбросить, дело твоё.
Ганс стоял навытяжку и слушал…слушал…слушал.
***
За эти две недели он отлично освоился и нашёл общий язык со своими соседями по казарме. Всех их объединяла безграничная любовь к фюреру.
Распорядок дня был примерно таким же, как в армии. В 5.30 подъём, две минуты собраться и выйти на плац, там зарядка и утренние физкультурное занятие. После – завтрак в столовой, где кормили вкусно и сытно.
После завтрака они маршировали в учебное здание, где в течение трёх часов проходили занятия по теории нацизма и методам борьбы с врагами рейха. Затем обед и двухчасовой отдых. Можно было заниматься всем, что не противоречило правилам корпуса, но территорию покидать было строжайше запрещено. Впрочем, Гансу этого и не хотелось.
На территории была библиотека и зал с кинопроектором, на котором ежедневно по вечерам показывали немое кино и записи выступлений фюрера.
После дневного отдыха наступало время для двухчасовой тренировки по физической подготовке, бою и стрельбам.
Ганс как новичок, занимался пока только физическими упражнениями. Бегал, отжимался, подтягивался, приседал. Бою его должны будут начать учить не раньше чем через месяц, как сообщил его сосед в казарме.
Его звали Вольф, он был старше Ганса на два года и спал на нижнем ярусе. Они подружились с первого дня, Вольф сразу взял новобранца под свою опеку и принялся обучать премудростям кадетской жизни.
– У нас здесь всё пристойно, Ганс, – сказал он, – можешь не опасаться кражи, или какой другой гнусности. Нас всех здесь объединяет бедность и наша ненужность там, за забором. Мои родители предали Германию, и я не смог терпеть их низости! Мой отец укрывал несколько лет в нашем подвале поганого еврея! Как такое вообще возможно? Отец! К еврейской мрази у него было больше внимания, чем к родному сыну, Ганс!
