На крыльце послышался топот ног. Это Геннадий Петрович, отец Наташи, вернулся из дровяника, нарубив несколько поленьев для растопки плиты.
– Наталья, – по-видимому, он уже знал, что его дочь находится дома, старался как можно строже говорить, но не повышая голоса, – я тебя просил, чтобы ты не ходила туда, это плохое место.
– Но, пап, отчего же оно такое плохое, – дочь не отступала, – ты видел хоть раз, чтобы там когда-нибудь птицы дохли или коты?
– Коты не могут помереть сразу, у них на это семь жизней.
Геннадий Петрович появился на пороге. Он был в безрукавке и напоминал купца конца монархического строя. Короткие кирзовые сапоги отдавали бряканьем вделанных туда подшипников. Наташа никак не могла понять, зачем они там, но спросить все не позволяло время, то она забудет задать вопрос, то не желала говорить на эту тему, так как представлялись дела важней. Сейчас предстоял именно тот момент, когда можно сменить тему и увести отца в другое направление. Они оба улыбнулись друг другу, бросив нежный взгляд, показывая, что не сердится, мотнув головой, Геннадий Петрович сразу понял, как легко провела его дочь, сменив серьезный разговор. Аккуратно положил дрова под дверцей плиты.
– Дочка, ты не понимаешь всей истории этого дома.
Его прервала вошедшая в комнату Полина, заставив Наталью еще задержаться на некоторое время, ей не терпелось покинуть навязчивых родителей, но, решив их не огорчать, бросила в большую чашку отца пакетик чая и подставила ее под носик самовара, открыла миниатюрный кран. Тонкая струя кипятка попала прямо на пакетик. Геннадий Петрович, затопив печку, снял сапоги, принялся искать тапки с шерстяным верхом. Спустя минуты три, почувствовав, что все успокоилось, Наталья спокойно вышла на улицу. Но остановилась на оклик матери.
– Наташенька, ты куда?
– Мама, все будет хорошо. Я скоро приду, погода, смотри, какая теплая, погуляю немного и приду, – ей не хотелось лгать, но иначе ее не отпустят к соседскому дому.
Полина, приняв на веру сказанное дочерью, успокоилась, но решила проконтролировать ее другими вопросами.
– Ты что, с Федорчуком пойдете гулять, наверное? – спросила она, развернувшись у входа в квартиру, впервые назвав правильно фамилию приятеля ее дочери.
– Да нее, мама, что ты… что ты мне приписываешь этого Федорчука, вон пускай с ним Федулова разбирается!
– Ладно, ладно, долго не задерживайся, – Полина Михайловна встряхнула медный таз, чтоб удобней ухватить его. Она собирала вчерашнее выстиранное белье во дворе, и оно тянуло книзу.
