При сравнении с этим дворцом-некрополем архитектурный образ древнегреческого полиса (того же афинского полиса) воспринимается будто из другой культурной галактики. Агора, это не просто площадь, это политическое пространство, вокруг него общественные здания и они совместно воплощают единство гражданской общины. За этим ансамблем мир ойкоса, частные жилые дома, а несколько в стороне или на возвышении, то, что можно назвать храмом (тот же Акрополь в Афинах).
Если говорить образно (и символически), дворец-некрополь апеллирует к посмертному, к вечности, агора – к открытости, к жизни «здесь и сейчас», которую должны сдерживать от пустой болтовни общественные здания (предвестие будущих политических институтов) и Храм (в стороне!) как носитель сакральных смыслов, по-своему защищающий агору от эрозии.
Строить для жизни.
Тезис М. Хайдеггера об опасности «бездомного человека», относится не только к архитектуре, но и к культуре в целом.
Достаточно вспомнить «Бездомного» в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита», который будто пёрышко парит в воздухе, нигде не находя своего «дома». Да что там «Бездомный», каждый из нас в те или иные периоды жизни, в тех или иных ситуациях жизни ощущает свою «бездомность», даже если есть у него приличное жильё.
«Наше жительство и наше строительство, – рассуждал М. Хайдеггер, – должно беречь, хранить и щадить … упрятывая нечто в его собственную сущность».
Строить, в этом смысле, должно означать строить для жизни, что в равной степени относится как к городскому пространству, так и к человеческому жилью.
Какой зловещей иронией на фоне этих рассуждений звучат слова, когда-то сказанные о серийных домах в советских микрорайонах: «тара для жилья».
«Строить» здесь изначально обозначало «бездомность»: человек как функция государства, становился функцией собственного проживания (скорее, прозябания).
«Бездомный человек, упакованный в тару» – мрачный символ не только советских, но и множества других индустриальных городов.
Архитектура для людей.
У архитектуры Нового и Новейшего времени много достижений как утилитарных, так и с точки зрения красоты, как в плане отдельных сооружений, так и градостроительных ансамблей.
Но если допустить, что архитектура строит и, тем самым, «говорит и пишет», что архитектура строит и, тем самым, строит для жизни, если признать, что архитектура создаёт пространство, в котором живёт и умирает человек, то мы должны задать несколько вопросов, вытекающих из всего текста.
