●
В японской культуры, в японском изобразительном искусстве, есть направление, которое получило название укиё. Оно зародилось в XVII веке, продолжается до сих пор. Оно включает в себя огромное количество имён выдающихся живописцев и графиков.
Изначально укиё означало «плывущий мир», это значение не исчезло, но к нему стали прибавляться, переплетаясь, ассоциативно отсылая друг к другу, такие значения как «мир скорби», «юдоль печали», и одновременно (в другие века, в других культурных ситуациях) «мир мимолётных наслаждений», «мир преходящих мимолётных наслаждений».
В моём воображении – в неэвклидовом пространстве культуры – укиё соседствует – параллельные, которые пересекаются – с импрессионизмом.
Пересекаются они в значение «красота мимолётности-уязвимости мира».
●
Внук, в переписке со мной, сослался на неизвестного мне философа Тимоти Мортона, и добавил собственный комментарий.
В культуре часто происходит истолкование истолкованного, истолкование истолкованного истолкованного и т.д. Это естественно, только так возникает связь времён, только так возникает континуальное время культуры.
Итак, когда-то на нашей планете жили мамонты, в какой-то момент они вымерли, предположим, какой-то из мамонтов оставил след, в наши дни этот след мамонта обнаружил проницательный следопыт, он сохранил этот след и пригласил учёных разобраться, эти учёные подтвердили, что это действительно след мамонта, и ещё они разъяснили, что этот след мамонта позволяет нам скорректировать наши знания об эволюции, и, тем самым, о месте человека в мироздании. Эта рациональная, а ещё в большей степени эмоциональная информация, попала к моему внуку, через него ко мне, и я заново пережил эту цепочку информации, не столько рациональную, сколько эмоциональную, и подумал (почувствовал, мысль-чувство) о том, что наше присутствие (не забудем, что это обычное слово, одновременно перевод на русский язык важнейшего понятия Мартина Хайдеггера «dasein») в этом мире прежде всего означает нашу восприимчивость, нашу чувствительность (одна из модификаций «уязвимости») ко всеобщей связи вещей в этом мире, в данном случае восприимчивость к цепочке от мамонта к следопыту, далее к учёному, далее к моему внуку и ко мне.
Странная, почти фантастическая цепочка, которая убеждает, что континуальное время культуры держится на нашей восприимчивости, на нашей чувствительности, на нашей интуиции (по Бергсону) всеобщей связи времён, иначе возникают смертельные разрывы, и мы теряем связи сначала с миром вокруг, потом с собственным прошлым, потом с нашими близкими и родными, потом с самими собой.
