Эти слова могли быть сказаны только после войны, после того, как война и всё связанное с ней потеряло свою привлекательность, хотя казалось бы слова эти к войне непосредственного отношения не имеют…
Кто знает, может быть, напротив, «этот полковник» не столь глуп и бесчувственен, всё понимает, поэтому и говорит «никогда не падай духом», «никогда не падай духом при людях», понимает, что небеса опустели, понимает, что экзистенциальное одиночество – удел человека, хотя на людях, в присутствии других ещё можно позволить себе высокопарность, наедине с собой не стоит.
А у Джейка хватило силы духа взглянуть на всё это, на липовый итальянский фронт, на памятник то ли Понте, то ли Зонде, на того полковника, для которого все они англичане, на себя самого, перебинтованного, на своё ранение, почти аллегорическое, после тысячелетий мужской кичливости, взглянуть на эту выразительную картину без патриотического ореола, и увидеть её комичность.
Возможно и Джейк когда-то мечтал о «геракловых» подвигах, а сейчас, в госпитале, весь перебинтованный, если он о чём-то и мечтал, то только о том, чтобы убежать в свою «Фтию», убежать вместе с любимой женщиной, родить детей, отпустить их в мир, влюбляться и страдать.
Всё остальное оказалось комичным и смешным, понимание этого и есть то главное, что изменилось за три тысячи лет, со времён «Илиады» и Ахиллеса.
Любовь после Большой Войны.
Слово-понятие «любовь» давно не вмещает все смыслы, которые мы пытаемся вместить в него. Смыслы развивающиеся, неготовые, живущие сами по себе, слово-понятие же застывшее, готовое, само для себя.
Допускаю, что меня заклинило. Не могу вырваться из схемы, мною же сконструированной, но так или иначе, то, что мы называем «любовь» до войны, на мой взгляд во многом, скажу острее, кардинально, принципиально отличается от того, что мы называем «любовь» после войны. Слово-понятие осталось, смыслы поменялись
Когда я говорю «после войны» я имею в виду не просто «смолкли пушки и наступил мир», не просто «война и мир» (вспомним знаменитый роман Льва Толстого), а мир после войны, которая больше невозможна, даже если войны будут продолжаться вновь и вновь.
Я имею в виду смену парадигм, огромный комплекс социальных, психологических, ментальных изменений, но, прежде всего, изменение ролей мужчины и женщины.
Я имею в виду реабилитацию того, что получило название «господин чувствительный мужчина», который существовал всегда, не мог не существовать даже будучи замурованным в средневековые латы, но который вырвался из лат, получил право говорить о себе во весь голос только в ситуации «после войны»
