Писатели стран социалистического содружества выплевывали однообразные скучные произведения, процеженные собственной цензурой. После перевода на русский язык и окончательной идеологической обработки они становились совершенно пресными и нечитаемыми. Пытаемся пересказать идейные мысли польских и чехословацких писак, делая долгие театральные паузы.
Был у нас еще один «ненужный», как мы считали, предмет и его принципиальный преподаватель – Ирина Александровна. Предмет этот был математика со сложно понимаемыми темы типа «экстремума функции». Курсант Баранов спросил, нафига нам на заставе эти познания, на что Ирина Александровна ответила, что, используя эти формулы, можно вычислить скорость движения нарушителя ГГ и возможность его перехвата ТГ. Баранов в свою очередь заявил, что это все муть, на каждой заставе давно уже все рассчитано ногами и спидометром. Она обиделась и выгнала Баранова с занятий. Ирина Александровна действительно свято верила, что математика – один из основных предметов пограничников. Вова Ходаков, афганец, вылетел именно за двойку по математике, которую поставила ИА, не пойдя ни на какие компромиссы с командирами.
Наступило лето. Оно пришло неожиданно, щедро раздавая тепло, и осталось в Голицыно надолго.
Бежим вокруг училища знакомым до боли маршрутом. Пробегаем старую котельную с характерными трубами, кособокие гаражи. Некоторые наивные люди думают, что утренний бег обогащает организм кислородом и добавляет массу положительных эмоций и в связи этим однозначно полезен для здоровья. Такого умника следует вытряхнуть из кроссовок и поставить в самую середину курсантского строя, когда перед тобой несется табун потных лошадей, поднимая тучи пыли и песка и избавляясь от накопившихся за ночь газов. При этом сержанты рявкают постоянно: «Не отставать!», «Держать строй!». Посмотрел бы я через 6 километров на его «положительные эмоции».
Утренний осмотр. Ты должен успеть подшиться, подстричься, побриться, постираться, погладить, начистить бляху и сапоги, иметь в пилотке (или шапке) две иголки (одну с черной, другую с белой ниткой), а в карманах – ничего, кроме блокнота, ручки, военного и комсомольского билетов и носового платка.
– Андрюха, – громко обращаюсь на разводе к курсанту Бондареву, который задумался и куда-то улетел на крыльях своих воспоминаний.
– А? – от неожиданности он дернулся, я смеюсь.
– Снимись с ручника!
– Сам снимись! – огрызается он и демонстрирует сержанту свежий воротничок.
