Работники снуют от своих кабинок к коллегам. Середина дня и работа в самом разгаре. Все здесь очень продумано, никто друг другу не мешает. Очень комфортно.
Перегородки, отгораживающие собой рабочее место каждого отдельного сотрудника, сделаны из белого крема. Пол, стены, часы на стене – все сделано из белого крема. Новенький работник, заполняющий квартальный отчет,– белый крем, пахнущий миндалем. У всего здесь своя форма.
Часы на стене, с мягкими стрелками, размазывающими время, показывают без пяти минут два. Скоро обед.
Все в офисе знают, что скоро произойдет, но для новичка это будет впервые.
Два часа.
Отчеты убираются в сторону.
Офис сжимается, стены сужаются, искривляясь, а потолок сливается с полом, сначала деформируя все, что в нем находится, а затем прессует в единую массу новых и старых работников, отчеты, домашние туфли, подогретые обеды в кремовых контейнерах…
Мысли, счета, транзакции, служебные романы – все сводится к порциям крема из тюбика, в котором почти ничего не осталось.
Новенький, слившись со стенкой соседней кабинки и цифрами, отправляется с порцией крема в новое место.
Там его ждет нечто другое.
А в чуть опустевшем тюбике офис продолжит работать, даже после того, как его самого выбросят в урну.
Сегодня я чувствую небольшое недомогание. Останусь дома, а погулять отправлю только один глаз.
1
Улицы неубранны, а снег, нападавший за долгую зиму, начав таять, развез такую грязь, что в некоторых местах гулять стало просто невозможно. Значит, остаются только центральные улицы, по которым еще можно передвигаться.
Небо и сосны, стремящиеся навстречу друг другу, закружились в паре с серым асфальтом, по которому мой глаз покатился. Сейчас день, но из-за пыли, что попадает в глаз, он слезится, и все несколько размыто для меня. Закатываясь в лужи, получаю некоторое облегчение, но вода грязная и примешивает к слизистой оболочке дополнительные частички.
Но прогулка ведь будет недолгой, можно и потерпеть эти неудобства.
2
Люди идут по своим делам, и мой глаз прокатывается между ними. Никто не обращает на это внимания, кроме собак. Они подходят к глазу и обнюхивают его, виляя хвостами, а после исчезают, смещаемые небом и верхушками деревьев. Наверняка они лают на глаз.
Мне хотелось бы услышать, о чем говорят прохожие, обрывки их разговоров. Я смог бы из них сшить себе теплое одеяло или плед. Но только покрасневший, слезящийся глаз катится по моему родному городу.
