Партия тушёнки, которая проходила мойку в момент, когда там появился Вова, датировалась 1942 годом. Об этом рассказал бригадир. Тембр его голоса сопровождался каким-то низким гудением, отчего собеседнику казалось, что бригадир сидит в железной бочке. К тому же бригадир являлся кандидатом в члены партии, и это обстоятельство придавало его фигуре значительности. В свободные от партийной работы часы бригадир разъезжал в пространствах цеха на погрузчике. И представлялось, ездит не с конкретной целью, а для удовольствия, натурально танцуя на своём транспортном средстве. Всего погрузчиков было два: вторым управлял хмурый кривоногий дядька похожий на Франкенштейна, как позже выяснилось, старший грузчик. Франкенштейн ездил одними зигзагами.
«Интересное дело, – думал Вова, – в 1942 в Ленинграде была блокада, люди голодали, а где-то в закромах лежали целые склады мяса!»
За длинным конвейером сидели полтора десятка женщин и приклеивали к банкам этикетки. В конце конвейера стояли рабочие с молотками в руках, которые заколачивали ящики с банками. Работа нехитрая и первые три часа непрерывного труда у конвейера пролетели быстро. Оба рабочих, те, что с молотками, встретили Вову приветливо. Тот, что маленький и большеголовый, наверно сорокалетний, то и дело кричал куда-то вдаль, вызывая таинственного Колю, а во время перекура протянул руку:
– Лев Иваныч меня зовут!
– Как вратаря Яшина! – уточнил другой рабочий, лохматый и длинный.
Тот внимательно посмотрел в глаза и церемонно поклонился. Вова назвал свое имя и фамилию.
– Я так сразу и подумал, что тебя назвали в честь набережной Кутузова! – усмехнулся лохматый.
– Почему это?
– Когда вошёл, по радио заиграли увертюру «1812 год».
Вова пожал плечами:
– Я на флоте служил.
– Интересное кино, а я в авиации!
Лохматый помолчал, словно что-то припоминая, затем представился:
– Нил Балагуров, актёр театра имени комиссара Ржевского, а Лев Иваныч у нас главный осветитель текущего момента.
– Какого комиссара? – растерялся Вова.
– Ржевского! – повторил Нил.
– Это он так шутит, – осклабился Лев Иваныч, – Я слесарь сборщик с Большевика.
А Нил спросил:
– В художественной самодеятельности участвуешь?
– Участвую! Играю в Гадком утёнке умирающего лебедя.
– Я так и знал!
– Почему знал?
– Потому что каждый фельдмаршал при отступлении исполняет танцы маленьких лебедей! Нил перешёл на громкий шёпот:
– Предупреждаю, нас теперь трое, и всё это добром не кончится!
– А при наступлении, что исполняет фельдмаршал? – спросил Вова.
