Юра посмотрел на меня, предоставляя право, первой заказать:
– Маша?
– Мне глинтвейн, пожалуйста, и пирожное «Тирамиссу».
– Тогда два глинтвейна.
– Что-нибудь еще? – уточнила Марина.
– Нет, спасибо. Это все,– ответил он.
– Буквально минутку! – и улыбаясь, девушка удалилась.
Мы посмотрели друг на друга и заговорщически улыбнулись. Воспоминания нахлынули сами. Когда-то давно, уставшие и замерзшие после наших изнурительных прогулок, забегая в ближайшее кафе, мы любили пить этот волшебный напиток, наслаждаясь теплом, которое он дарил уже после первого глотка.
Заказ нам принесли действительно быстро.
– Еще что-нибудь желаете? – ненавязчиво поинтересовалась девушка.
– Спасибо, ничего не нужно, – вежливо ответил Юра.
– Хорошо, приятного аппетита. Дайте мне знать, если передумаете, – и она тут же ушла.
Мы снова остались вдвоем. Негромкая музыка и приглушенный свет действовали умиротворяюще, разряжая обстановку. Я сделала глоток, чувствуя, как напиток разливается по телу, приятно согревая. Я, оказывается, замерзла. Надо же. Даже не заметила этого.
– Я должен тебе сказать, Маш, – Юра начал долгожданный разговор.– Выслушай меня, – он заметно нервничал, опустив глаза, теребил трубочку в своем стакане глинтвейна. – Я не оправдаться хочу, а объяснить…. – он замолчал, собираясь с мыслями, словно, обдумывал с чего же лучше все-таки начать. Я его не торопила.
– Когда мы расстались… – начал он.
– Когда ты оставил меня! – не очень вежливо поправила его я, глядя ему прямо в глаза. Он посмотрел на меня, затем снова опустил взгляд.
– Да, ты права! Я просто испугался. Я сказал себе тогда, что не смогу что-либо изменить. Я должен уехать. Тогда мне это казалось правильным. Это было подло по отношению к тебе, да и по отношению к себе… – он горько усмехнулся, – я понимаю теперь, что оскорбил тебя этой жертвенностью своей, – последнюю фразу он произнес неуверенно, будто сомневался, то ли слово подобрал. Правильно ли истолкую я его.
– А чего же ты испугался? – с вызовом спросила я.
Я была жестока в тот момент. Мне было не понятно, чего он хочет, чего ждет от этой встречи, к чему затеял этот разговор. Меня это злило. Также меня злило то, что он бередил старую рану, только начавшую зарубцовываться. Рана в груди начинала саднить. На поверхность стало подниматься спрятанное нечто глубоко внутри, о чем не хотелось вспоминать. Оторвав руки от груди, я сжала ребра, словно боялась, что рассыплюсь. Но я расправила плечи и глубоко вздохнула. Я чувствовала, что стала сильнее, во многом благодаря ему, и смогу с этим справиться. Выглядел он достаточно жалко. Каждое слово объяснения давалось ему нелегко. Но во мне не было жалости. Сам затеял этот разговор! Вот и выпутывайся теперь! Я упивалась своей силой, и, если можно так сказать, превосходством. Наверное, в тот момент мне хотелось, чтобы ему было больно, очень больно. Откуда во мне такая жестокость проснулась?? Я не понимала.
