На людях же этот застенчивый паренёк, замечая недовольство местных новыми порядками, вытаскивал наган и начинал кричать:
“Всех вас перепишу, контра! Все под расстрел пойдёте! ”
После этих-то слов и пошли в деревне слухи о расстрельной папке, в которой комиссар строчит списки неблагонадёжных. Поговаривали, что прячет её где-то у себя дома. Спрашивали об этом Никитичну, и она честно отвечала, что никакой папки не видела. В деревне ходили слухи, что мужики собираются бить комиссара, только всё никак не могут решиться.
И всё же на Пасху комиссара убили. Как раз в то время, когда Никитична христосовалась с дальними родственниками в другой деревне.
Вернувшись домой, Никитична увидела своего квартиранта, лежащего на полу в луже крови. Закричала. Бросилась к нему и заплакала от бессилия.
Через день- два понаехали красноармейцы на подводах и в селе стало пусто и тихо. Прикрыв окна ставнями, все затаились в избах. Никитичну допрашивал следователь, но не слишком строго, а она только плакала и всё никак не могла успокоиться.
Комиссара хоронили в полдень. На кладбище согнали народ. Только Никитична пришла сама, по своей воле. Солдаты салютовали из винтовок. А ночью на том же кладбище, где похоронили комиссара, расстреляли несколько мужиков. После этого деревенские стали коситься на Никитичну: уж не она ли сдала мужиков. А она плакала и боялась поднять на односельчан глаза.
Спустя месяц, когда Никитична собралась побелить печь за притолокой, наткнулась на папку, которую раньше не видела. Вспомнив рассказы о расстрельной папке, она решила, что никому её не покажет и уже собралась бросить её в печь, однако решила прежде открыть. В папке оказались только листы белой бумаги.
Вот тогда-то она и положила папку на дно музыкального сундучка, где та и пролежала все эти годы.
Припоминая эту историю, Никитична гнала от себя ещё одно страшное видЕние, которое после похорон комиссара не отпускало её. Тогда, на кладбище, подойдя к гробу, она сначала удивилась тому, что гроб такой большой, а комиссар маленький. Потом с недоумением посмотрела на его почти детское лицо, на белую рубашку, которой было слишком много и казалось, что хоронят не человека, а рубашку, снизу прикрытую кумачом. Никитична тогда почему-то вдруг захотела подойти и поцеловать комиссара в лоб, но там стояли красноармейцы и она не посмела. Стоя в ногах покойного, она вытягивала шею, чтобы лучше увидеть его лицо, но взгляд всё время натыкался на носы сапог, в которые был обут покойник. Она с недоумением смотрела на красные подошвы, на следы рыжей глины, забившейся между каблуком и подошвой и ей показалось, что она уже когда-то видела эти сапоги с красной подошвой. Прощаясь, с комиссаром она неожиданно дотронулась до его ноги, как когда-то её учила мать…
