Утерев нос, перелистывает страницу. Пытается успокоиться, шмыгая и моргая. Веки сбивают слёзы, и парень может продолжить. Ответ должен быть более прозрачным. Прямолинейным. Дословным. Более конкретным. Примерно так гадают на книгах. Гота устроила бы какая-нибудь записулька о том, что Чмо страдал. Что хотел умереть. Что Гот стал для него избавлением и исполнителем его воли. Что-нибудь эдакое, чтобы облегчило ношу. Адресованная Готу ненависть, к примеру. Зная, что Чмо не ангел, что он его проклинал, Готу не пришлось бы мучиться виной, какая точит, когда ведёшь себя как мудак, а на тебя не кричат и даже не сердятся в ответ.
«Произведения искусства вправе ошибаться. Произведения искусства вправе болеть. Произведения искусства вправе тускнеть и рваться. Их всегда можно реставрировать», – находит заметку читатель. Она согревает его и вселяет надежду. Он имел право. Родион Раскольников и Дориан Грей в одном флаконе, блин. Но он имел право. И наказание его не заботило.
Ответственность лежала на Фитоняше, как уродский горб. Она несла ответственность перед всеми убиенными. Останься она безучастной, когда шанс повлиять на политику сам просился в ладошки, она не простила бы себе подобную подлость и безразличие.
– Немедленно отвези меня к Готу! – командует Лжи, точно собачке в цирке.
– Но… – мнётся уже вскрытая Ложь.
– Живо! – не терпит возражений Фитоняша.
– Хорошо, – капитулирует женщина.
В автомобиле на сиденьях упущенные пятна крови. На тёмной ткани их почти не различить, но, если выискивать намеренно, отметить можно. Едут без музыки, слышно только, как шины шуршат по асфальту.
– Чего ты хочешь добиться? – нарушает молчание Ложь, постукивая большими пальцами по рулю и поглядывая в зеркало заднего вида.
– Мы вернём его и заставим отказаться от своих слов. Принести публичные извинения, признаться, что всё это ересь полная, чушь и блажь. Пусть добровольно сдастся в полицию. Хоть как-то реабилитируется, что ли, – твёрдо заявляет Фитоняша.
– Это не показательно. То чудовище, что он породил, уже не зависит от хозяина. Никто не остановится, даже если он с пеной у рта будет твердить, что все безмозгло клюнули на его болтовню. Потому что он не только болтал, но и резал. Клятва на крови – не шутка. И приказ, утверждённый кровью, тоже. Одного лепета мало, – расшибает иллюзии Ложь.
– Действительно. Не получится отделаться без жертв. Придётся так рявкнуть, чтобы содрогнулись все. Чтобы не возникло ропота. Мы будем молчать. Но нас услышит весь мир.
