Тринадцатичасовой перелет через тихий океан — самый долгий полет из всех, что я помню. После того, как подали ужин, и я выпила немного бесплатного красного вина.
Я снимаю наушники, свет уже приглушен, и достаю информационную бумажку, где написано, как разложить кровать. Я читаю только первое предложение, когда замечаю, что ряд передо мной начинает трястись.
Остатки вина на дне моего бокала начинают плескаться туда-сюда на подносе.
Может-быть турбулентность, но сиденья не двигаются вместе с турбулентностью.
Подождите…
Неужели они…?
А потом я слышу это.
Низкий стон.
О боже мой.
Этого не может быть…
— О боже, да, — задыхающийся голос девушки доносится с сиденья, и через крошечную щель между сиденьями я вижу движущиеся тела.
О боже мой. Они занимаются сексом прямо у меня на глазах!
Хотя я знаю, что они меня не видят, я чувствую, как мои щеки сразу же краснеют, и сливаются с рыжими светлым волосам, скрывая веснушки.
Что же мне делать?
Я оглядываюсь, пытаясь понять, видит ли это (или слышит) кто-нибудь еще, но все лежат и крепко спят. Я поворачиваю голову, надеясь увидеть стюардессу, но никого не вижу. И что я сделаю? Пожалуюсь на них?
— Еще, еще, — говорит девочка. — Да!
О, черт возьми, нет.
Я снова надеваю наушники и откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь посмотреть еще один фильм. Но, конечно, всё продолжает трястись. Турбулентность тут не причем.
Как долго это будет продолжаться?
Я переживаю расставание, направляюсь через океан на свадьбу в полном одиночестве, неужели я не могу отдохнуть? Но нет, сиденья продолжают трястись, и я клянусь, что слышу стоны через наушники.
Это ад.
Мне остается только одно.
Я расстегиваю ремень и поднимаю подлокотники, медленно выбираясь из своего ряда. Я знаю, что не должна смотреть на них, я знаю, что должна просто игнорировать это.
Я подхожу к их местам ближе, ничего не вижу, одеяла укрывают их. Я уже разворачиваюсь, как вдруг самолет попадает в воздушную яму, и я теряю равновесие, меня бросает вперед.
Я падаю прямо на эту парочку, лицом вниз.
О, Боже Мой.
— Эй! — вскрикивает девушка.
— Простите! — говорю я, кладя руки на их бедра и другие части тела, пытаясь подняться. — Извините!
Я даже смотреть на них не могу, кое-как выпрямляюсь, а затем, чувствуя панику, направляюсь прямо на камбуз в задней части самолета.
Там сидят и болтают две стюардессы. Они обе смотрят на меня с усталыми улыбками, которые говорят, что они не хотели бы разговаривать с пассажирами, особенно с кем-то вроде меня, которая выглядит раскрасневшейся и с дикими глазами.
