…Соцпедагог ещё что-то договаривала уныло кивавшей Реповой, рассказывала о снисхождении со стороны КДН, коему сама бывала свидетельницей – и бывала неоднократно. Вяльцев слушал и думал: «К чему это? Зачем нужно искать отговорки, оправдания, утешения?»
– …И ведь часто дети и подростки озлобляются от этого, на всю жизнь озлобляются. Вот Серёжа-то сидел сегодня молча – а что у него внутри творилось? Вот так, из-за чёрствости, из-за собственной злобы и наносят обиды. Натворит подросток дел по глупости, потом всё сам осознает и пожалеет, что дров наломал, – а его унизят. Не накажут, а именно унизят. И он никогда этого не простит. Так люди и становятся лютыми.
– Лютыми? – Вяльцев удивился такому эпитету.
– Да, Андрей Александрович. Лютыми. И всегда так было. А откуда, по-вашему, столько ненависти было у всех этих пугачёвых и разиных? У народников?
– У народовольцев, – Вяльцев незаметно поправил неточность, – всё сложнее было, раз уж вы на исторического конька сели. Там идеи, идейные люди. А про детство Разина и Пугачёва что мы знаем? Ведь в те времена человека высечь – обычное дело…
– Ну, вам виднее. Но всё равно, всё равно…
Вяльцев вздохнул. Ему очень хотелось, чтобы Тамара Васильевна исчезла. Села в свою машину – и уехала одна. Он искоса глянул на неё: вот сейчас предложит подвезти, как пить дать, предложит. Нужно опередить. Срочно опередить!
Вяльцев глубоко вдохнул и наконец решился:
– Ольга, – обратился он к Реповой, – я бы прогулялся. Составите мне компанию?
Виктория Дмитриевна Удальцова неплохо устроилась. Конечно, другие устраивались и получше, а отдельные – просто замечательно. Но завистливой Виктория Дмитриевна не была – и это было главным пунктом её короткого личного реестра положительных качеств.
Начав учительствовать в 90-е и поняв, что профессию выбрала крайне неудачно, она довольно ловко вышла замуж за предпринимателя средней руки и сочла, что игра сделана. Вскоре родив дочь, она уже видела себя обеспеченной домохозяйкой, которой и работать-то больше не нужно, а уж тем более в школе. Крепкая семья, возведённая на прочном финансовом фундаменте, сулила ей вполне безоблачное оранжерейно-тепличное будущее.
Но запряжённый в семейный рыдван муж рассудил иначе и через несколько лет взбрыкнул, возжелав погарцевать под новой наездницей, помоложе и пофигуристей, – и променял жену на секретаршу, а размеренное движение по укатанной дороге – на мальчишескую скачку по дикой саванне. Решив всё в одностороннем порядке, он списал со счёта, словно непрофильный актив, поднадоевшую супругу с дочерью. И Виктория Дмитриевна снова оказалась у разбитого корыта, то есть у классной доски.
