Адиль, видный парень, среднего роста приходился сыном крупного чиновника, имеющим касательство к начальству города. Юноша давно осмыслил, что нет неразрешимых обстоятельств, папа скроет все его похождения и с легкостью извлечет, из каких ни есть, передряг.
Он обвык быть очагом внимания, к льстивым взглядам зависти и симпатии. Адиль учился на пятом курсе одного из престижных ВУЗов Махачкалы. Разумеется, ему предоставлялась вероятность уехать и обучиться за пределами родимого края в Питере, в Москве, в Европе или в Новом Свете, как-никак отец располагал средствами и блатом. Но, ведая бесперспективность сынка, которому, по его мнению, несвойственны понятия трудиться, усердствовать, учиться, (ведь парень свыкнулся к безропотному существованию, где все подносилось в отделанном, заготовленном образе: сессия досрочно закрывалась, нарушения ДТП не фиксировались, прихоти реализовывались, желания материализовывались). Мустафа Сабирович и мысли не допускал, оставлять любимое дитя без отцовской опеки и родного тыла в случае безрассудных недоразумений со стороны младшего. Он решительно замыслил не отпускать отпрыска за пределы надзора своего ока.
В последний год, начальник прибегнул к мысли, что настало время образумить подросшее дитя, принимать меры отказа и наказания, в целях перевоспитания. Очевидно, первопричина недееспособности сына – это сам родитель, который непомерно опекал, покровительствовал и распустил чадо. Адиль два года как встречался с Маржаной, наследницей крупного мебельного салона «Pаrаdise». Молодая пара надумала сочетаться браком, но Мустафа Сабирович вынес строгое отцовское несогласия, ссылаясь на некомпетентность сына, что серьезно обидело, задело за живое несостоявшегося жениха.
– Поехали! – возгласил Тагир, допивая чай на ходу, – вечером еще в Чечню заеду. У Абдуразака сегодня решающий бой, надо поддержать земляка. На моей машине покатим, у зятя одолжил, стекла тонированы, номера я снял.
Во дворе ребята снова обменялись рукопожатием.
– Али, на Редукторный отвезете, там Альбина поджидает, сестра моя. Не подведите, – проронил Адиль своим приятелям.
Вторая пара наискучнейшей лекции по языковедению подходило к концу. Ее вела круглая, на вид вредная женщина с лютым взглядом. Она апатично, без объяснений, без эмоций читала записи на бумагах. Несколько студентов усердствовали, занося терминологии в конспекты, не поднимая головы, было нелегко успевать под быструю диктовку лекторши. Предмет этой нахмуренной дамы не вызывал никакого интереса у обучающихся, к тому же «доброжелатели» со старших курсов, оповестили что, сия преподавательница любит «лапу» и всем надобно заплатить за оценку.
