Потом она внезапно встретила Мишу, когда приходила к тихомировцам повидаться. Он узнавал про подготовительные курсы. Ей показалось, что её передёрнуло, и она решила быть честной, объяснила ему, что уже отвыкла от всего школьного и пока не любит встречать людей, которые с ней раньше учились. Миша знал, что друзья из школы у неё остались, но не стал о них спрашивать. Марта рассказала, что они с Алиной бывают на спектаклях у тихомировцев, и Миша обрадовался. Зачем-то он спросил, можно ли прийти. А мог бы решить это сам. Марта, как будто ободряя, сказала: «Обязательно!»
Подруги посещали не только студенческие театры, но могли спокойно пройти за кулисы многих известных сцен. Конечно, Малый театр их не так привлекал, как центры «новой драмы», но пока не существовало принципиального игнора чего-либо. В один из новодраматических театров Алину как-то пригласили вместе со всеми почитать пьесу, даже подумать над инсценировкой вместе с режиссёром. Она чувствовала, насколько необходимо было становиться начитанной, анализировать тексты, знать историю литературы. Поэтому быстро отбросила мысль, что ей предлагают не роль хотя бы малюсенькую, а подумать над инсценировкой.
Там она глубже вдохнула поэтику, в которой существовали эти люди, и вдруг поймала себя на том, что редко с ней бывало – может, когда она впервые влюбилась в парня, который много цитировал и вообще говорил. То есть, она стала поддакивать, такая послушная, такая своя. Она быстро переучивалась и усваивала уже как норму разные атрибуты взрослой жизни, устаревшие для продвинутых миллениалов, но для неё – винтажно-бунтарские. Потом, проведя так месяц или больше, она вдруг поняла, что не может оторваться от слежки за своими движениями и упивается тоном своего голоса. Что раньше было органикой – стало маской. Можно, конечно, и дальше сохранять себе картинки, где веселятся дети, где контровым солнцем подсвечена длиннющая шерсть семейного ретривера, где леденцы, мыльные пузыри, – но всё это будет уже частью образа, а не органикой. Она решила, что так приходит взросление.
Потом Миша сидел рядом с А. и М. на спектакле тихомировцев и думал даже о том, как он дышит, и не выдаёт ли это его волнения. Волнение было нерадостное, его как будто мутило. Как будто оказался совсем не там, где надо быть. Хорошо бы однажды Алину пригласить в гости или побывать у неё дома – чтобы наконец почувствовать себя своим.
Когда подруги ушли разговаривать со студентами этого курса, Миша только поздоровался со всеми и поехал домой, почти сразу лёг спать. Алина и Марта не могли понять, что именно ему было интересно, почему он приехал на спектакль. Марта решила, что она ему давно понравилась. «Иначе зачем он так навязывается, это же как-то бэээ… противно, и сам он не знает, что ему делать… Все должны быть со своими… когда пытаются смешивать тех, кто друг другу с самого начала чужой, то получается какая-то склизкая музыка ужасная». Потом они почти с Мишей не контактировали. Однажды, правда, студенческий оркестрик – тоже из театралов – давал концерт в одном клубе, где всегда приветствуют духовые инструменты, цыганщину и рок-н-ролл, и Миша вконтакте увидел, что А. и М. туда собираются. Он решил попробовать снова свидеться и пришёл на этот раз без приглашения.
