Следующая школьная неделя началась отнюдь невесело и дело вовсе не в проклятьях матери, которая обещала навсегда закрыть меня дома, и не в том что Арина устроила в моей комнате пластилиновую выставку, мы получили результаты анализов – ВИЧ положительный. Мы сидели на уроке с пустыми лицами. Я, наконец, приняла горькую правду, пропустила ее через стену надежды и разрешила остаться в себе, а вот Витя был хмурым по другой причине. Результат анализов не был для него новостью, только что обнадежила не последняя стадия заболевания, его пожирало изнутри от недомогания. Было невыносимо наблюдать за его мучениями. Парень то и дело убирал испарины со лба, ломал карандаши и вонзался пальцами в парту.
– Потерпи, до звонка осталось немного, – успокаивала я. – Закончатся уроки, мы прогуляемся по свежему воздуху, должно помочь.
Витя задирал голову к потолку и нервно скручивал запястья.
– Я терплю, Варя. Терплю. Разве ты не видишь? Я просто бог терпения, твою мать, – он со звуком скрипел зубами. – И хватит смотреть на меня такими жалостливыми глазами, это просто убивает.
– Я могу вообще не смотреть, если тебе так станет легче.
– Нет уж, наблюдай. Смотри, что ты со мной делаешь, истязательница.
– Так будет лучше для тебя, – стараюсь держаться невозмутимо. – Думай об этом.
Только об этом.
Он проводит ногтями по бледной шее и оставляет на ней красные полосы.
– Я больше не могу думать. Я уже ни хрена не соображаю. Черт, ты даже не представляешь, что сейчас творится внутри меня. Никогда не поймешь, как горят кишки и иссыхают вены. Кожа будто кричит. Мне хочется переломать себе пальцы, чтобы отвлечься от этой фантомной боли, потому что она невыносима.
– Мы справимся.
Я беру его за руку и крепко сжимаю, а Витя с нервным смехом принимает мою поддержку.
– Ох, спасибо, мне стало гораздо легче. Может, у тебя еще сосачка в кармане завалялась? Ты просто бы меня осчастливила.
– Хватит рычать, Звягин, или так, или ты сейчас на себе живого места не оставишь.
Тебя словно чесотка одолела.
– Ошибаешься. Есть еще одно «или», которое подействует безотказно, но боюсь, оно тебе не понравится. Хотя, – задумается он, – кто ты такая, чтобы я тебя слушал?
Разобидишься также быстро, как и надуешь губки. Я пошел.
Он подрывается с места во время диктанта, а я тяну его назад.
– Сидеть.
– Сидеть? Я что тебе кудрявая болонка?
Мои пальцы сжимаются на его кофте. Ткань трещит.
– Спустись с небес. Болонка слишком кудрявая для тебя.
