– А это что за мишура? – удивлено моргает Витя.
Игнорируя его колкость, я подхожу к сестре.
– Ты почему не на уроке?
Арина беззаботно раскачивается на туфельках.
– Мы сдали поделки и нас отпустили. Я показала им твою голову. Мне «крыжовник» за это поставили.
– Голову? – изумляется Звягин, а потом наклоняется к девчушке. – Привет.
– Привет. Как тебя зовут?
– Витя.
Ее глаза расширяются.
– Прям как дядю Витю с Антоновки?
– Да, именно, – смеется Звягин. – А тебя?
– Снежинка, – смущается Арина.
– Серьезно? Нужно быстрее идти на улицу, пока ты не растаяла. Как тебе такая идея? Моя сестра моментально очаровывается.
– Ура! Мы пойдем играть в снежки!
– Я не стану прогуливать школу! – возмущаюсь я, раскусив его планы.
– Ой, перестань, – отмахивается он. – Что интересного в этой литературе? Скажешь, что повела меня в больницу. Куртки возьмем в раздевалке. Прогуляемся.
– Пожалуйста, Варюся, – молится сестра. – Не будь жадиной.
– Да, Варя, не будь жадиной, – подначивает придурок.
Я смотрю то на одну, то на другого, а потом набираю воздуха в легкие. – Нет! И это не обсуждается! Я все сказала!
Пока Ариша катается на ржавой горке, я наблюдаю за довольным Звягиным и все больше разочаровываюсь в своей мягкотелости. Он и пяти минут не потратил, чтобы вывести меня на улицу и заставил наплевать на уроки, а ведь от мамы я получила последнее китайское предупреждение. Что я только вытворяю?
– Я жду твой ответ, – говорит Витя, закидывая руку на спинку лавки. – Ты напишешь мне стих?
Даже через куртку я чувствую касание его пальцев, отчего ерзаю на месте. – Вот пристал. Хорошо, я напишу тебе стих, доволен?
– Нет.
Мне следует брать антидепрессанты в школу. Определенно.
– Что еще? – спрашиваю я, убирая выбившиеся пряди с глаз.
– Признайся, что я тебе нравлюсь, – он говорит об этом так уверенно, что я сама начинаю в это верить.
– Я не стану обманывать.
– Ты не соврешь, если признаешься, Варя.
– Ладно, если я признаюсь, то ты отстанешь от меня?
– Ты уже это сделала, – улыбается он. – Так что я не отстану.
– Нет я…Я не это хотела…
Мне становится стыдно за собственную глупость. Я молчу. Мы оба молчим. Звягин, скорее всего, думает какая я бестолковая, а я лишь убеждаюсь, что так оно и есть.
Кто ты такой, парень?
Мы гуляем уже около часу, но его глаза не прекращают блестеть. С ним явно что-то не так. А еще эти двусмысленные разговоры по поводу его временной дружелюбности откровенно пугают. Может, он действительно болен? Тошнотворной надоедливостью, например?
