– А у тебя своей головы нет?
***
– Чего вы ко мне пристали?! – Вера нарушила молчанку, расценив мой угрюмый вид на свой лад. – Я поссорилась с парнем, поссорилась с родственниками. Мне некуда больше идти в этом городе. Я пришла, чтобы вы меня пожалели.
– Пожалею. Встань с дивана.
– Зачем? – удивленно спросила Вера.
Выпростала ноги, опустила на пол, но подниматься не спешила.
Почувствовал, как недавнее Верино уныние сменяется интересом.
– Стань посреди комнаты, – сказал я.
Я уже знал, что сделаю. Пусть Велиал порадуется.
«Заодно проверим серьезность Вериных намерений: если заупрямиться, уйдет – догонять не стану».
Вера удивилась моей перемене, но не спорила.
Соскочила с дивана, стала посреди захламленной комнаты, определяя равноудаленное пространство между столом, диваном и шкафом.
Я прикрыл комнатные двери, демонстративно защелкнул, будто отрезая путь к отступлению.
Вера глянула на меня из-под челки. Щеки зарумянились.
Вера принимала игру.
***
В напряженной тишине, сохраняемой закупоренными на зиму окнами, я почувствовал, как вздрогнуло ее дыхание.
Почувствовал, как заключенное в четырех стенах пространство наполняется эмоциями страха, азарта, какого-то неодолимого, необъяснимого желания.
Новооткрытым бесовским чутьем я чувствовал, как ее сознание еще противиться, предполагая, что сейчас произойдет, но тело уже откликнулось, запуская вселенский механизм предвкушения, сладко млея, наполняя набухающий цветок липким нектаром.
***
Я смотрел на стоявшую посреди комнаты девушку, и думал, что с нею сейчас сделаю.
Мне вспомнилось видение из недавнего сна: Вера и суккубы. Мне хотелось, что это происходило на самом деле.
Я подошел, не отводя намагниченных глаз от хрупкой фигурки.
– Ты – моя! – еле слышно прошептал я, чувствуя, как за левым плечом хмыкнул Велиал.
Глава тридцатая
Вечер, 10 ноября 2013 года, воскресенье
(продолжение)
***
Взгляд уцепился за отражения в зеркале: мое и Верино.
Ее отражение было укутано красно-розовыми туманом, с прожилками желтого и фиолетового, моя же аура мерцала карминно-красным и грязно-коричневым по краях.
«У нее интерес и легкое желание, – отметил я. – У меня неприкрытая похоть».
Это мне казалось или было наяву?
Я не мог ответить. Как и не мог сказать, наяву ли происходит эта скабрезная фантасмагория.
«А если это полуявь-полусон, то и дозволено в ней много больше, чем в реальности, лишенной раздвоения».
***
Пьянея от надуманной вседозволенности, я подступил к Вере. Бесцеремонно ухватил за край свитерка, поддел, запустил руки к горячим, пульсирующим в такт сердечка, грудкам. Коснулся набухших жемчужин сосочков, ущипнул.
