Туатара всех переживёт | страница 34



Да-да, мой вес шестьдесят шесть кило.

Десять лет я пахала, сверлила маленькие отверстия, соединяла провода, покупала на свою зарплату проволоку, наматывала её вручную, все пальцы исколола. Это не сверхцель, это простое желание не губить свой организм. И жить долго.

Но когда я поняла, что у меня нет единомышленников. Муж ушёл. Бросил. Сын ещё мал и не понимает, отчего мама что-то паяет, крутит, покупает болтики и гаечки. Но когда сын вырос, то также отказался понимать, хотя делал вид, что сочувствует и даже иногда заходил в магазин для того, чтобы приобрести пачку гвоздей для мамы.

Но сериал продолжается, кнопка еst не работает, а кнопка выкл. заедает.

Остаётся мыслить политически, это никого не заводит, не дает надежд, не влечет за собой революций. Но я научилась быть свободной. Подковывать блох. Мысленно отправлять в отставку правительство, отменять армию, налоги, бедность.

Как-то Галина мне сказала: «Сходи к олигарху». «Зачем?», «Ну, как зачем, все гении так делают! Чтобы подкрепиться материально!» Наивная подруга!

Смешно! Никто просто так денег не даст!

Дают за что-то. За результат. Но его пока нет. В промышленном масштабе. Есть маленький неказистый приборчик, собранный руками сурдопереводчицы, которую уволили с формулировкой «в связи с закрытием предприятия». Предприятия, где делали «Волги»!

И ещё смешное слово «изобретатель-самоучка»

…это любовь, история и политика.

…это тело, быт, аффект.

Я несу мир,

но для некоторых я – опасная, ибо изобретатель-самоучка – звучит, как сумасшедшая, боевая, опасная. Я – боевая и опасная. Ибо я не привычная пустота. Не пустыня. Я жар. Древо. Угль. Просто я одна Во всём селении самоучек. Кузнецов подковывающих блох. Я даже не целитель. Поэтому сленг «товары для здоровья» мне не подходит. Сленг болеутоляющих приборов – тоже не мой. Физиолечение – совсем не то. Потому что это не физио. Но каждый раз в течение десяти лет я приходила домой, уставшая, с сумками наперерез, я понимала, что выращиваю в пустыне то, что нуждается в оазисе.

Лучше бы я писала письмо своему первому мальчику-юноше-мужчине, не сломавшему во мне то, что другой бы сломал сразу: «зачем ты убил во мне романтика?» Убив романтика, он породил во мне изобретателя-самоучку. Я обнажила в себе его, я довела своё дело до дрожания, до сердечного стука, до золотого сухарика.

Вот моё будущее: живу сто лет, не старюсь, ко мне приходят звери, лисы крутятся возле меня, медведи становятся ручными, тигры, слоны, обезьянки тоже. Я подчинила всю анатомию себе. Но по дороге меня предали! Предал он, кого я любила. Нет, не первый неудачный. Не муж законный. А он. Он с большой буквы. С красной строки. Он врач. Профессор. Невообразимый Дон Жуан. Ему я поведала о своём изобретении. Он сказал: я сам так думал. Но только через клетку. Через жировую ткань. И тут началось! Я люблю тебя. Ты море. Ты гладкий супружеский рог изобилия. Но я – выращивала среди пустыни моё кактусовое растение! Всё в проводах, в нитях розовых, в клеммах. Моторчик. Генератор. Семь катушек. Сорок метров проволоки. Нет, Дон Жуан ничего не украл. Не заимствовал. Он решил, что это сделала я. У него. Без него.